– Если я не готова себя защитить, это еще не значит, что мне не придется защищаться.
– Би, я это понимаю. Послушай, я сказал, как поступлю, и слово сдержу. Но пока что – сегодня вечером – ты можешь мне довериться, чтобы я тебя защитил? А прочим займемся потом, хорошо?
Я сглотнула комок в горле и проговорила хриплым и странным голосом, не отрывая взгляда от его ступней:
– Как же ты защитишь меня, если собираешься следить за ней и оберегать ее?
На его лице – я это видела краем глаза – отразилось потрясение, потом обида, а следом усталость. Он взял себя в руки и спокойно проговорил:
– Би, у тебя нет причин ревновать. Или тревожиться. Шун нужна наша помощь, и, да, я буду ее защищать. Но моя дочь – ты, не Шун. А теперь идем. Тебе надо причесаться и умыть лицо и руки, прежде чем мы отправимся ужинать.
– А Шун там будет?
– Да. И Риддл.
Отец не принуждал меня бежать, но ножки у меня были короткие. Когда он шел обычным шагом, мне всегда приходилось торопиться, чтобы не отстать. Я заметила, что в доме стало тише, и предположила, что он отослал работников по домам.
– Мне нравится, что в доме снова тихо.
– Мне тоже. Этот ремонт займет какое-то время, Би, и до тех пор нам придется терпеть шум, пыль и чужаков. Но когда они закончат, здесь опять станет тихо и спокойно.
Я подумала про ужин: Шун и Риддл, за одним столом с нами. И за завтраком на следующий день. Я подумала о том, как войду в комнату в своем доме и застану там Шун. А в оранжереи она будет заходить? Станет ли читать свитки в библиотеке? Теперь, когда я представила себе, как она будет бродить по моему дому, мне вдруг показалось, что я никогда не смогу забыть о ее присутствии.
– Как долго Шун пробудет здесь?
Я почему-то сомневалась, что тишина, спокойствие и Шун могут ужиться под одной крышей.
– Столько, сколько понадобится.
Отец пытался говорить твердо, но теперь я слышала в его голосе ужас. Он явно не задавался этим вопросом. Мне понравилось, что ответ показался ему в той же степени неприятным, что и мне. У меня немного поднялось настроение.
Он проводил меня в мою комнату. Я умылась, причесалась, и, когда вышла, чтобы спуститься к ужину, он ждал меня в коридоре. Я бросила на него взгляд и сказала:
– Мне нравится, что ты сбрил бороду.
Я это заметила еще утром, но в тот раз промолчала. Он взглянул на меня, кивнул, и мы вместе направились ужинать. Слуги накрыли для нас стол в большом обеденном зале, но зажгли огонь только в ближайшем камине. Другой конец комнаты был похож на сумрачную пещеру. Риддл и Шун уже сидели за столом и о чем-то разговаривали, однако просторное помещение поглощало их слова.
– А вот и мы, – объявил отец, когда мы вошли. Он хорошо владел голосом. Казалось, он очень доволен тем, что все собрались за одним столом.
Он усадил меня справа от себя, где раньше сидела мама, – отодвинул стул, а потом, когда я села, пододвинул его к столу. Шун оказалась справа от меня, а Риддл – слева от отца. Волосы Шун были уложены в высокую прическу, а платье выглядело так, словно она ожидала встретить в нашей столовой королеву. Похоже, она старательно умылась холодной водой, потому что кожа лица сделалась розовой, но глаза все равно остались красноватые. Она плакала. Риддл выглядел так, словно сам хотел расплакаться, но вместо этого натянуто улыбался.
Когда мы сели и отец позвонил в колокольчик, чтобы несли еду, Шун сказала:
– Ты не нашел никаких следов чужачки?
– Я же тебе сказал, Шун, она ушла. Это была всего лишь раненая путница. Она явно не чувствовала себя в безопасности даже здесь и ушла, как только смогла.
Двое незнакомых мужчин вошли в комнату, неся подносы. Я взглянула на отца. Он мне улыбнулся. Они подали нам суп и хлеб, потом отошли.
– Кор, Джет, спасибо.
Как только отец это сказал, они поклонились и ушли в кухню. Я с тревогой смотрела на него.
– Я нанял еще слуг, Би. Пришла пора все делать хоть самую малость по правилам. Вскоре ты с ними познакомишься и привыкнешь. Они кузены мужа Тавии, и рекомендации у них очень хорошие.
Я кивнула, но все равно расстроилась. Блюда сменяли друг друга, и отец аккуратно делил свое внимание между мной, Риддлом и Шун, словно разговор был едой, которую должны были попробовать все. Он поинтересовался у Шун, нравится ли ей комната. Она с чопорным видом ответила, что на время и такая сгодится. Он спросил Риддла, что тот думает о супе, и Риддл сказал, что суп не хуже того, что подают в Оленьем замке. Пока мы ели, они с Риддлом разговаривали только об обыденных вещах. Пойдет ли завтра сильный снег? Отец надеялся, что в этом году сугробы будут не очень высокими. Риддл сказал – да, славно, если сугробы будут не очень высокими. Нравится ли Шун верховая езда? В Ивовом Лесу есть несколько отличных тропинок для поездок верхом, и отец подумал, что ее лошадь для такого годится. Не желает ли она завтра осмотреть имение?
Риддл спросил, осталась ли у отца серая кобыла, на которой он ездил раньше. Отец ответил, что осталась. Риддл предложил пойти поглядеть на нее после ужина. Он хотел узнать, не согласится ли отец свести ее с каким-то черным жеребцом из Оленьего замка, чтобы получить от них жеребенка.
Это был такой прозрачный предлог, чтобы поговорить с отцом наедине, что я едва сдержала свое негодование. После ужина мы отправились в маленькую комнату с удобными креслами и уютно горящим камином. Риддл с отцом ушли на конюшню. Мы с Шун остались сидеть и смотреть друг на друга. Вошла Тавия, принесла чай.
– Ромашка и сладкоцвет, чтобы крепче спалось после долгого пути, – сказала она с улыбкой, обращаясь к Шун.
Шун не ответила, и я, чтобы заполнить тишину, сказала:
– Спасибо, Тавия.
– Всегда пожалуйста, – ответила служанка. Налила нам обеим чай и ушла.
Я взяла свою чашку с подноса, подошла к камину и села рядом. Шун взглянула на меня сверху вниз:
– Отец всегда разрешает тебе не ложиться спать и беседовать со взрослыми?
Она явно этого не одобряла.
– Взрослыми? – переспросила я, озираясь, и одарила ее как будто бы растерянной улыбкой.
– Тебе уже полагается быть в постели.
– Почему?
– Так поступают все дети по вечерам. Они отправляются в постель, чтобы взрослые могли поговорить.
Я подумала над этим и посмотрела в огонь. А вдруг отец станет отсылать меня в постель по вечерам, чтобы они с Шун могли остаться наедине и разговаривать? Я взяла кочергу и как следует стукнула горящее полено – искры полетели веером. Я стукнула еще раз.
– Прекрати! Дым пойдет.
Я стукнула еще и убрала кочергу. На Шун и не взглянула.
– Полагаю, весьма кстати, что ты не носишь юбки. Ты бы их там, на полу, перемазала. Почему ты сидишь на камнях возле очага, а не в кресле?
