Леди Шун бросала внимательные взгляды то на одного, то на другого. Понимала ли она, что они знают больше, чем сочли нужным ей сообщить? Мне было почти все равно. Я как будто погрузилась в сон наяву.
Воспоминания о раннем детстве, как и воспоминания о том времени, что я провела внутри моей матери, зыбки. Они существуют, но не привязаны крепко к моей повседневной жизни. Лишь когда запах, звук или вкус пробуждает одно из них, оно вырывается из глубин памяти. Теперь их пробудило имя.
Фитц Виджилант.
Имя зазвенело в моих ушах как колокол, и внезапно меня захлестнули воспоминания. Они пришли с запахом маминого молока и дыма от яблоневых и кедровых дров, и на минуту я снова сделалась младенцем в колыбели и услышала это имя – произнес его юный сердитый голос. Одно дело, когда к тебе приходит смутное воспоминание о детстве. Совсем другое – когда разум сознательно подбирает воспоминание к ситуации и предлагает его тебе. Этот человек прокрался в мою детскую, когда я была совсем маленькой. Отец не дал ему ко мне прикоснуться. Отец говорил о яде. И угрожал убить этого Фитца Виджиланта, если он опять приблизится ко мне.
А теперь он должен стать моим наставником?
Вопросы так и бурлили у меня в голове. Новый слуга шмыгнул обратно в комнату и поставил передо мной тарелку с кашей, два вареных яйца и блюдце с припущенными яблоками. Яблоки благоухали корицей. Интересно, Тавия сделала это специально для меня или для всех? Я подняла взгляд. Они все смотрели на меня. Я была в недоумении. Неужели отец забыл имя мальчика, который приходил к моей колыбели той ночью? Неужели думает, что тот изменился? Зачем ему становиться моим наставником? Я зачерпнула мякоть яблока ложечкой и, поразмыслив, спросила:
– Ты думаешь, этот Фитц Виджилант будет меня хорошо учить?
Шун потягивала чай. Она со стуком поставила чашку на блюдце. Посмотрела на Риддла, в ужасе качая головой. Заговорщическим голосом, словно не рассчитывая, что мой отец и я услышим, заявила:
– Ни разу я не слышала, чтоб ребенок подвергал сомнению решения отца! Если бы я хоть раз возразила своей бабушке, уверена, она бы отвесила мне пощечину и отправила в мою комнату.
Это был изящный ход. Я не могла отразить удар, потому что в этом случае выглядела бы еще более балованной и дерзкой, чем выходило по ее словам. Я выпила немного молока, глядя на отца поверх чашки. Он был сердит. Его лицо совсем не изменилось, и, возможно, только я увидела, что сказанное его задело. Интересно, сказанное мной или Шун?
Он проговорил своим нормальным голосом:
– Значит, мои отношения с Би отличаются от тех, какие были у тебя с бабушкой и дедушкой. Я всегда поощрял ее думать и обсуждать со мной дела и планы, касающиеся ее. – Он отпил чаю из чашки и прибавил: – Не могу себе представить, чтобы я ее ударил. Такое просто невозможно.
Наши взгляды на миг встретились, и у меня на глазах выступили слезы. Я так ревновала, так уверилась, что Шун ему небезразлична… Но этот быстрый взгляд показал мне, что он не просто мой отец – он мой союзник.
Поставив чашку на стол, он добродушно кивнул мне и прибавил:
– Лорд Чейд несколько лет готовил Фитца Виджиланта, чтобы он сделался твоим наставником, Би. – Он подмигнул мне так, что никто другой этого не заметил. – Испытай его.
– Хорошо, – пообещала я. Я была в долгу перед отцом. Сосредоточившись, я изобразила улыбку на лице. – Будет очень увлекательно выучить что-то новое.
– Рад это слышать, – сказал отец, и я почти ощутила тепло от мыслей, которые он мне послал.
Шун встряла:
– Гонец с известием о его прибытии явился ночью? Его прислал лорд Чейд? Но я ничего не слышала, а ведь, заверяю тебя, я не спала. Этой ночью мне совершенно не удалось отдохнуть. А гонец ничего не сказал про меня? Он ничего для меня не передавал?
– Сообщение пришло незаметно и касалось только наставника, – ответил мой отец.
Слова были вежливыми, но тон его прозрачно намекал, что это не ее дело. Что касается меня, то я поняла: лорд Чейд связался с ним при помощи Силы. Действительно, ночь у отца выдалась трудная, и неудивительно, что он выглядит изможденным. Моя улыбка едва не сделалась самодовольной, когда я поняла: Шун не знает о том, что мой отец и лорд Чейд владеют магией Силы.
Порадовавшись этому обстоятельству, я решила, что расспросить отца можно будет и потом. Я вплотную занялась завтраком, краем уха слушая, как разговаривают Риддл и мой отец, а Шун встревает с вопросами, которые относятся лишь к ней одной. Рабочие должны были вернуться к полудню и продолжить ремонт особняка. Шун надеялась, что в дальнейшем они не будут начинать работу слишком рано, – ей не нравилось просыпаться от шума. Отец сообщил Ревелу, что надо приготовить покои для писаря, Фитца Виджиланта. Шун спросила, какие комнаты ему дадут. Всплыла тема воображаемых клопов, Шун пришла в ужас и потребовала, чтобы ей предоставили совершенно новую постель. Отец заверил, что новая постель – часть переделки Желтых покоев. Она спросила, останутся ли они желтыми, ибо ей больше по нраву розовато-лиловый или лавандовый цвет.
Это заставило меня поднять глаза. Я увидела, как отец и Риддл обменялись испуганными взглядами. Отец нахмурил брови.
– Но Желтые покои всегда были желтыми, – сказал он, как будто это все объясняло.
– Есть еще Фиолетовые, в конце крыла, если я не ошибаюсь, – заметил Риддл.
– Они расположены довольно далеко от обжитой части дома, но если пожелаешь… – начал отец.
Я спрятала улыбку и принялась доедать остывающую кашу. Шун возразила:
– Но мне нравится вид из окон в этих комнатах! Разве нельзя просто перекрасить стены и повесить полог и шторы, более приятные глазу? То, что они всегда были желтыми, не значит, что им суждено таковыми остаться.
– Но… это ведь Желтые покои…
То, что Шун не могла этого понять, сбивало отца с толку, а она продолжала давить на него, пытаясь убедить, что желтое можно перекрасить в розовато-лиловый. Пока они отвлеклись, я выскользнула из-за стола. Думаю, отец и Риддл краем глаза видели, как я улизнула. Но ни один не попытался меня остановить.
Моя спальня так оголилась, что я смогла бы перекрасить ее в любой цвет, не тревожась о мебели, гобеленах или коврах. Из камина плыли клубы густого дыма, изгоняющего клопов. Деревянные скелеты кроватей остались на своих местах. Мои сундуки с одеждой кто-то выволок в коридор. Я разыскала в них вещи потеплее и отправилась наружу.
Дождь перестал, и поднялся ветер, теплый для этого времени года. Первым делом я отправилась туда, где мы с отцом ночью разожгли костер. Он горел жарко: в центре круга из обугленных веток и сучков остался только белый пепел. Я потыкала в центр кострища веткой. Посыпались красные искры, словно дремавшие под пеплом черные уголья проснулись и взглянули на меня. Вопреки ожиданиям, я не увидела ни костей, ни округлого черепа. Может, отец успел побывать здесь до меня, на заре? Я ногой подбросила полусгоревших веток в середину костра и стала ждать. Вот взвился тонкий язычок дыма – и наконец огонь пробудился. Я стояла и смотрела, как он горит, вспоминая все, что сказала наша странная гостья, и спрашивая себя, станет ли отец действовать согласно ее словам или все забудет теперь, когда она умерла. Пророчество о нежданном сыне… Когда-то кто-то считал, что оно относится к моему отцу. Да уж, я маловато о нем знаю. Может быть, пока он так занят ремонтом Ивового Леса, я смогу смелее таскать его бумаги и читать их? Ничего другого не остается, решила я.
