Я повернулась к Ревелу. Осторожно, осторожно…
– Комната такая милая, а шкаф просто очарователен. Ты все очень хорошо продумал. И как любезно с твоей стороны было позаботиться о том, чтобы мне стало легче доставать вещи. Это часто становилось для меня испытанием, а теперь, благодаря тебе, мне будет легко.
Впервые на моих глазах Ревел порозовел от удовольствия. Он вдруг мне подмигнул, и я потрясенно сообразила, что теперь мы друзья. Я повернулась к отцу. Я искала его, чтобы попросить о новых зимних ботинках и туниках подлиннее. Но теперь до меня дошло, что просить о таких вещах в присутствии слуг нельзя. Я огляделась. Кэрфул, Ревел и слуга, развешивающий полог над кроватью. Он уже почти закончил, и Кэрфул принялась поправлять драпировки. Я знала Ревела всю жизнь, но, как безродный котенок, всегда безмолвно прошмыгивала мимо долговязого управляющего. Разве у такого достойного и важного взрослого мог быть ко мне какой-то интерес? И все же он получил безграничное удовольствие, обставляя эту комнату для меня.
А теперь Кэрфул должна была стать частью моего мира. Среди армии слуг, поселившейся в Ивовом Лесу, найдутся люди, с которыми я буду встречаться и разговаривать каждый день. И будут другие дети, крупнее меня, но моего возраста, которых я каждый день буду видеть в классной комнате. В моем мире сделалось очень многолюдно. Как же я справлюсь с таким количеством народа?..
Они станут частью моего мира, но не частью семьи. Моя семья – это отец. И мы с ним должны стоять спина к спине, всегда, и защищать себя от слухов и домыслов. Я сперва не знала, почему это так, но потом вдруг поняла. Пусть они называют меня Би Баджерлок, но на самом деле я Би Видящая. Это знание заполнило прореху в моем представлении о мире, точно кирпич вставили на место, заполнив дыру в стене. Я Видящая. Как мой отец. Так что я улыбнулась и очень четко проговорила:
– Я пришла спросить, когда наставник будет готов давать мне уроки, папа. Мне не терпится начать.
Я увидела в отцовских глазах проблеск понимания, и он мне подыграл:
– Он сказал, что, возможно, приступит к работе через два дня. Ему наконец-то стало лучше после путешествия.
«После побоев», – мысленно уточнила я. Мы все притворялись, будто не знаем, но достаточно людей видели его избитое лицо, когда он прибыл, чтобы понять, отчего наш новый наставник не покидает свою комнату и постель.
– Что ж, чудесно. – Я медленно обвела комнату взглядом, широко улыбаясь, чтобы ни у кого не осталось сомнений, как все это меня радует. – Так комната готова? Сегодня я могу спать тут?
Ревел улыбнулся:
– Осталось только разгладить простыни на кровати, госпожа.
– Спасибо. Уверена, мне тут понравится. В моей старой комнате остались кое-какие вещи, которые я хотела бы принести сюда. Пойду за ними.
– О, леди Би, уверяю вас, в этом нет нужды! – Ревел поспешил к сундуку в изножье моей новой кровати и распахнул его. Опустился на одно колено и подозвал меня, а потом его длинные пальцы принялись перебирать стопку сложенных тканей. – Вот еще одно одеяло, желто-кремовое, для очень холодных ночей. А вот плед, в него можно завернуться, когда захотите посидеть на подоконнике. Новая красная накидка с капюшоном. И поскольку нам пришлось избавиться от большей части вашего гардероба, я попросил портниху Лили сшить вам несколько новых платьев. Вот гляжу на вас и понимаю, что они великоваты, но сгодятся до той поры, пока не найдется время, чтобы их подогнать по фигуре. Поглядите-ка, вот коричневое с желтой окантовкой, а вот зеленое. Это немного простенькое; может, вы хотите, чтобы по краям сделали вышивку? Ой, забудьте, что я спросил; ну конечно, вы хотите. Я отправлю ее портнихе.
Я перестала слушать. Ревел от радости был сам не свой. Его слова текли мимо меня. Я не знала, что чувствую. Так много новой одежды сразу, и ничего из этого не сшила моя мама… Никто не прикладывал эти вещи ко мне, чтобы проверить длину, никто не спрашивал, хочу ли я по краю цветы или завитушки. Я нахмурилась и попыталась смириться с маминой смертью снова. Каждый раз, когда мне казалось, что это уже позади, какое-нибудь новое доказательство, что ее больше нет, захлестывало меня с головой.
Ревел закончил. Я улыбалась. Улыбалась, улыбалась, улыбалась… В отчаянии посмотрела на отца и с трудом проговорила, запинаясь:
– Это все очень мило. Но все-таки я бы хотела забрать из своей комнаты кое-какие вещи. Спасибо вам всем большое.
И я сбежала. Я надеялась, что мой уход был вежливым, но, выйдя из комнаты, бросилась бежать со всех ног. Промчалась мимо двух слуг, которые несли свернутый ковер, повернула по коридору и нашла дверь в свою прежнюю комнату. Ворвалась внутрь и захлопнула за собой дверь.
Выметенный очаг был пуст и холоден. Ободранная кровать выглядела как скелет. Я заставила себя подойти к комнате для служанки и заглянуть внутрь. Там тоже было голо. Тяжелая кровать все еще стояла в углу, и потайной вход с его замаскированными между панелями петлями был надежно спрятан за изголовьем. Ну хоть его никто не тронул.
Я медленно вернулась в свою комнату. На каминной полке пусто. Синий глиняный подсвечник исчез. Как и резная фигурка совы, которую мы с мамой купили на рынке в Дубах-у-воды. Я открыла свой маленький сундук для одежды. Пусто. Большой сундук в изножье старой кровати. Пусто, если не считать слабого аромата кедра и лаванды. Даже ароматные мешочки забрали. Синее шерстяное одеяло, износившееся до прозрачности, исчезло. Не осталось ни одной старой ночнушки или платья. Все стежки, сделанные маминой рукой, обратились в пепел, чтобы защитить обман моего отца, чтобы никто не узнал, что мы с ним в ночи сожгли труп. Из старой одежды осталось только то, что я отнесла в мамину гостиную. И ночнушка, которую я спрятала. Если только и эти вещи не нашли и не забрали!
Я обхватила себя руками за плечи и крепко сжала, подсчитывая, что еще пропало. «Книга» с гравюрами трав, всегда лежавшая возле кровати. Подсвечник с прикроватной тумбочки. Мной овладел ужас, и я упала на колени перед этой тумбочкой, открыла дверцу. Пропали, все пропали, все до единой, толстенькие душистые свечи, сделанные мамиными руками… Я никогда не засыпала в этой комнате без того, чтобы такая свеча горела, пока я погружаюсь в сон, и я не могла себе представить, как перееду в новую комнату без их утешающего аромата. Я пялилась в тусклые внутренности тумбочки, крепко обхватив себя руками за плечи, вжимая ногти в тело, как будто иначе оно бы разлетелось на части. Я зажмурилась. Медленно вдохнув через нос, ощутила ускользающий аромат, оставшийся от свечей.
Я не почувствовала его приближения, пока он не сел на пол позади и не обнял меня. Потом прошептал на ухо:
– Би, я их сохранил. Я сюда вернулся той же ночью, забрал свечи и другие вещи, о которых знал, что ты их любишь. Я их сохранил для тебя.
Я открыла глаза, но не расслабилась в его объятиях.
– Ты должен был мне сказать, – яростно проговорила я, вдруг рассердившись на него. Как он мог позволить, чтобы я ощутила такую утрату, пусть всего на несколько минут? – Ты должен был позволить мне прийти сюда и забрать важные вещи, прежде чем их сожгут.
