– Ее «сестрой». – Шун улыбнулась. Она посмотрела на меня, склонив голову набок, и в ее взгляде были проблески сочувствия. – Я тебя уважаю, помещик Баджерлок. Честное слово, уважаю. Живешь в доме падчерицы, следишь за ним так усердно. И приютил под своей крышей бастардов Оленьего замка. Фитца Виджиланта, меня и Би. Скажи-ка, какой лорд ее зачал, что она должна прятаться здесь, с тобой? Сдается мне, ее отец из Фарроу. Я слыхала, что пшеничные волосы и васильковые глаза – обычное дело для тех краев.
Чувства захлестнули меня. Если бы не многолетние тренировки с Чейдом, думаю, я бы впервые в жизни ударил безоружную женщину. Я вперил в нее взгляд, скрывая переживания, которые во мне пробудила ее пустая улыбка. Или не пустая? Неужели Шун нарочно причинила мне боль? Би права. Девушке не надо бить, чтобы ранить кого-то. Я не мог понять, был ли удар умышленным. Шун все так же смотрела на меня, склонив голову набок, и заговорщически улыбалась, словно умоляя поделиться с ней сплетней.
Я проговорил медленно и тихо:
– Би – моя дочь, дитя, которое мне родила любимая жена. Ее происхождение не запятнано внебрачным клеймом.
Взгляд Шун переменился, сочувствие явно усилилось.
– Ох, батюшки… Я прошу прощения. Я-то думала: раз она на тебя совсем не похожа, то… Впрочем, конечно, ты-то знаешь правду. Выходит, в Ивовом Лесу прячутся только три бастарда. Я, Фитц Виджилант и, разумеется, ты сам.
Я ответил, в точности подражая ее тону:
– Разумеется.
Я услышал чьи-то тихие шаги и, взглянув мимо нее, увидел приближающегося Риддла. Его движения замедлились, как будто он увидел крадущуюся рысь или змею, готовую к броску. Неуверенность превратилась в беспокойство, когда он понял, что, возможно, придется защищать Шун от меня. Когда этот малый успел так хорошо меня изучить? Я шагнул в сторону от нее, на расстояние, превышающее расстояние удара, и плечи Риддла расслабились, а потом снова напряглись, когда Шун, словно тень, повторила мое движение и опять оказалась в опасности. Наши с Риддлом взгляды на миг встретились, а потом он легким шагом приблизился и коснулся плеча Шун. Она вздрогнула. Видно, совершенно не заметила его приближения.
– Я устроил для вас встречу с Ревелом, – быстро соврал он. – Думаю, он лучше кого бы то ни было сумеет отыскать вам подходящего учителя музыки. И возможно, учителя танцев тоже.
Она рассердилась, оскорбленная его прикосновением, а я, пока он отвлек на себя ее внимание, ушел прочь, предоставив ему разбираться с проблемой. Наверное, это было несправедливо, но зато безопаснее для всех нас.
Под защитой стен своего кабинета я наконец-то дал волю чувствам, которые Шун во мне пробудила. Сильнее всего была ярость. Как посмела она, гостья в моем доме, сказать такое о моей дочери?! И не менее непростительной была попытка запятнать имя Молли. Но за яростью последовала растерянность. Почему? Почему Шун, зная, как зависит она от моей доброй воли, позволила себе сказать подобное? Неужели она считает такую тему для разговора приемлемой, будто правил приличия и не существует? Может, она намеренно пыталась меня оскорбить или ранить – и если да, то почему?
Неужели она и впрямь верит, что Молли наставляла мне рога? А остальные – они тоже считают меня дураком, когда видят бледные волосы и голубые глаза Би?
Я сел в кресло, сохраняя невозмутимое выражение лица, и лишь мельком взглянул на стену над моим рабочим столом. Напротив глазка Би я подвесил паутинку и прицепил к ней миниатюрный пучок птичьего пуха. Он висел без движения, если в потайной комнате никого не было. Пока я шел через комнату, он чуть вздрогнул. Она там. Интересно, добралась до кабинета быстрее меня или воспользовалась своей плохо замаскированной потайной дверью в кладовке? Я надеялся, что она не плачет из-за того, что отец, как последний дурак, уничтожил ее сокровища. Выносить ее гнев мне было тяжело, но плач был бы еще хуже.
Я посмотрел на свиток, лежавший на столе. На самом деле он меня не очень-то интересовал; он был написан в архаичном стиле побледневшими чернилами, и Чейд его прислал, чтобы я сделал еще одну копию. В свитке говорилось об упражнениях для учеников, осваивающих Силу. Вряд ли такое может заинтересовать мою дочь. Волосок, который я оставил поверх одного угла, не был потревожен. Так-так. Сегодня она не рылась в моих бумагах. Но раньше она это делала, я не сомневался. Я точно не знал, когда она начала читать бумаги из моего кабинета и что именно из моих личных записей она успела увидеть. Я тихонько вздохнул. Каждый раз, когда мне казалось, что я сделал шаг к тому, чтобы стать лучшим родителем, оказывалось, что я снова потерпел поражение. Я решил не говорить, что мне известно о ее «тайном расследовании». Сам виноват: знал, что она умеет читать, и проявил небрежность. В юности я прочел немало посланий или свитков, которые Чейд легкомысленно оставлял тут и там.
Или мне так казалось… Возможно, он поступал со мной так же, как я с Би, когда оставлял на виду только то, что могло, как я считал, заинтересовать ее или научить чему-то новому. Свои личные мысли я записывал в дневник, и теперь держал его в своей спальне. Если она и знала про потайное отделение в большом сундуке в изножье моей кровати, то вряд ли сумела бы в него забраться.
Я подумал, не позвать ли ее из потайного логова, но решил этого не делать. Пусть у нее будет свое убежище, где можно предаваться угрюмым размышлениям или печалиться.
Раздался стук в дверь.
– Входи, Риддл, – сказал я, и он приоткрыл дверь. Заглянул, осторожный как лис, а потом зашел бочком и тихонько закрыл дверь за собой.
– Мне так жаль, – сказал он.
– Ничего страшного не случилось, – ответил я, точно не зная, извиняется ли Риддл за то, что Шун пристала ко мне из-за уроков музыки, или и впрямь подслушал ее замечания по поводу бастардов и пытается выразить сочувствие. Впрочем, никакой разницы. – Я сейчас не хочу об этом говорить.
– Боюсь, придется, – возразил Риддл. – Ревел в восторге от просьбы леди Шун. Он считает, будет просто чудесно, если в Ивовом Лесу снова начнутся музыка и танцы. Он сказал, в Дубах-у-воды есть старик, который не поет, а каркает, но он сможет обучить леди Шун игре на арфе. А сам Ревел станет для нее учителем танцев – «разумеется, пока для леди не найдется более подходящий партнер». Должен заметить, леди Шун не очень-то понравилось, когда он с воодушевлением предложил, чтобы Би тоже посещала уроки танцев и музыки.
Я увидел искорки в его глазах и предположил:
– Но ты согласился от ее имени.
– Боюсь, я не смог удержаться, – признался Риддл, и я увидел, что паутинка качнулась, как если бы кто-то вздохнул или резко втянул воздух. Маленькая шпионка… Что ж, яблоко от яблони недалеко падает.
– Ну хорошо. Несомненно, вреда ей от этого не будет, – безжалостно ответил я, и паутинка снова качнулась. – Моей дочери давно пора начать учиться всему тому, что полагается уметь леди.
Лучше изучать музыку и танцы, подумал я про себя, чем «точки крови» и яды. Может, если она окажется вне зоны моего влияния в том, что касается учебы, я не выращу ее такой же, каким вырастили меня. Мы не будем сжигать трупы при свете луны и сражаться на ножах. Ох, молодец, Фитц! Какой же ты молодец!.. «И все же, – заметил где-то в тусклом углу моего разума мудрый старый волк, – самому маленькому волчонку требуются самые острые зубки».
