– Давай поедим чего-нибудь горячего, – сказал он мне.
Мы направились к таверне, мимо человека в переулке, который по-прежнему сиял так, что глазам было больно смотреть. Чуть дальше на углу сидел нищий в серых лохмотьях. Я повернулась, наблюдая за ним, когда мы прошли мимо. Он глядел в мою сторону, не видя, его глаза были пустыми и такими же серыми, как рваный плащ на плечах. У него не было миски для подаяния, он просто держал на коленях руку ладонью кверху. Она пустовала. Он не просил денег. Я это знала. Я его видела, а он меня – нет. Все должно было быть иначе. Я резко повернулась и прижалась лицом к отцовской руке, пока он открывал дверь таверны.
Внутри царили шум, тепло и ароматы. Когда отец вошел, разговоры внезапно затихли. Он остановился, окинул комнату взглядом, словно Волк-Отец в поисках ловушки. Постепенно люди опять начали переговариваться, и мы направились вслед за Риддлом к столу. Не успели сесть, как появился молоденький подавальщик с подносом и тремя кружками подогретого сидра с пряностями. Он их выставил на стол с грохотом и с улыбкой сказал отцу:
– За счет заведения, – и изобразил поклон.
Отец откинулся на спинку скамьи, и хозяин таверны, стоявший у очага с несколькими другими мужчинами, приветственно поднял свою кружку. Отец кивнул ему в ответ с серьезным видом. Посмотрел на подавальщика:
– Что это за аппетитный запах?
– Это говяжья лопатка, которую варили на медленном огне, пока мясо не отвалилось от костей, с тремя желтыми луковицами, половиной бушеля моркови и двумя полными мерами ячменя этого года. Если закажете суп, сэр, получите не миску коричневой воды с кусочком картошки на дне! А хлебушек только что из печи, и у нас есть летнее масло, желтое, как сердцевина маргаритки, – мы сберегли его в погребе. Но если предпочитаете баранину, то имеются пироги с бараниной, и в начинке тоже есть ячмень, морковь и лук, а румяная корочка такая хрупкая, что мы их на тарелках подаем, – уж очень нежные, и, может статься, пирог окажется у вас на одежде, а не во рту! Мы разрезали тыкву, запеченную с яблоками, маслом и сливками, и…
– Хватит, хватит, – взмолился отец. – У меня от твоих слов и так уже бочка слюны натекла. Что мы закажем? – Этот вопрос был адресован Риддлу и мне. Свершилось чудо – мой отец улыбался, и я от всего сердца поблагодарила веселого подавальщика.
Я выбрала говяжий суп и хлеб с маслом, Риддл и отец присоединились ко мне. Никто ничего не сказал, пока мы ждали, но это не было неловкое молчание. Скорее осторожное. Лучше сохранить пространство свободным от слов, чем выбрать неправильные слова. Когда принесли еду, она оказалась именно такой хорошей, как и обещал мальчишка. Мы ели, и каким-то образом молчание почти все уладило между Риддлом и моим отцом. Пламя в большом очаге заискрилось и зашипело, когда кто-то подбросил в него большое полено. Дверь открывалась и закрывалась, люди приходили и уходили, и разговоры напоминали мне жужжание пчел в улье. Я и не думала, что холодный день, поход за покупками и зрелище того, как мой отец дарует собаке смерть, могут пробудить во мне такой голод.
Когда в моей миске уже почти показалось дно, я отыскала нужные слова:
– Спасибо, папа. За то, что ты сделал. Это было правильно.
Он посмотрел на меня и осторожно проговорил:
– Отцы такое делают. Мы приносим детям то, что им нужно. Ботинки и шарфы, да, но еще браслеты и каштаны, если можем.
Он не хотел вспоминать, что сделал на городской площади. Мне нужно было все устроить так, чтобы он понял: я все знаю.
– Да. Отцы такое делают. И некоторые устремляются прямо в гущу взбудораженной толпы, чтобы спасти бедную собаку от медленной смерти. И отправить щенков и осла в безопасное место. – Я повернулась и посмотрела на Риддла. Это было нелегко. Я никогда не смотрела ему прямо в лицо. Я заставила себя посмотреть ему в глаза и не отвести взгляда. – Напомни моей сестре, когда ее увидишь, что наш отец – очень храбрый человек. Скажи, что я тоже учусь быть храброй.
Риддл встретил мой взгляд. Я пыталась удержать его подольше, но не смогла. Посмотрела на свою миску и взяла ложку, как будто все еще была очень голодна. Я знала, что отец и Риддл глядят друг на друга поверх моей склоненной головы, но продолжала смотреть на свой суп.
28. Приобретения
Если некоторые ученики с неохотой являются на занятия, то пусть уходят. Если все ученики с неохотой приходят на занятия, то увольте писаря и найдите другого. Ибо, если ученикам внушили, что учеба – нудное, трудное и бесполезное занятие, другого урока они уже никогда не усвоят.
Писарь Федврен, «О необходимости обучения»
Как часто у человека не остается никаких сомнений в том, что он поступил правильно? Не думаю, что в чьей-то жизни такое случается слишком уж часто, а когда у тебя есть ребенок, это и вовсе происходит все реже и реже. С той поры как я сделался отцом, я подвергал сомнению каждое решение, которое принял ради каждого ребенка, находившегося под моей ответственностью, от Неттл и Неда до самого Дьютифула. Разумеется, с Би я совершал одну катастрофическую ошибку за другой. Я никогда не желал, чтобы она увидела ту мою грань, что способна на убийство собаки. Я смыл кровь с лица и рук льдистым снегом, но не мог очистить душу от глубокого стыда, и этот стыд терзал меня, пока мы шли к таверне. А потом моя девочка посмотрела на меня и поблагодарила. Она не просто решила, что все понимает, но попыталась смягчить холодок в наших с Риддлом отношениях. Ее слова не освободили меня от угрызений совести; Риддл был прав. Я совершенно не учел, что могу подвергнуть ее опасности, когда меня ударили волны собачьих мучений. Старая сука истово верила, что если она в точности выполнит приказ хозяина, то наконец-то порадует его. То, как он пользовался этим, было слишком жестоко, чтобы я смог вынести. Неужели следовало потерпеть, чтобы защитить мою дочь?
Би явно считала, что нет. Я пообещал себе, что в другой раз буду умнее. Я задумался, как можно было бы поступить иначе, и не нашел ответа. Но по крайней мере, на этот раз моя дочь не пострадала от моей опрометчивости.
Еда была хороша, наш короткий разлад с Риддлом, похоже, разрешился благополучно, и моя дочь хотела находиться именно там, где была. Трактирная дверь позади нас открывалась и закрывалась, словно кузнечные мехи, накачивающие комнату голодными людьми. Внезапно двумя из них оказались Шун и Фитц Виджилант. Его руки были полны пакетов. Он нагнулся и аккуратно сложил их на полу рядом с нашим столом, а потом оба присоединились к нам, заняв места по краям нашей скамьи.
Шун выпалила на одном дыхании:
– Я нашла зеленые чулки, которые обязательно хочу купить для Зимнего праздника. Мы ведь будем устраивать праздник в Ивовом Лесу, верно? Ну конечно будем, и будут танцы! В городе много менестрелей, и, я уверена, ты можешь нанять кого-то для Ивового Леса. Но сначала, прежде чем мы их разыщем, я должна купить чулки. Уверена: если ты одолжишь мне денег, лорд Чейд все возместит!
Не успел я хотя бы повернуть голову в ее сторону, как с другого конца скамьи Фитц Виджилант прибавил:
