Он схватил меня за руку и проговорил на ухо:
– Хватит. Стой. Не надо! Сначала надо все хорошо обдумать, а после этого… и даже тогда… все слишком опасно. Слишком опасно!
Он заставил меня посмотреть в другую сторону, и нити разделились еще на тысячи других нитей. Все было не так просто, как я думала. Каждая нить, которой я пыталась следовать, превращалась во множество; и когда я выбирала одну из этого множества, она снова разделялась на вероятности. Девушка могла сказать ему неправильные слова, и тогда он убьет ее сегодня же. Она сообщит отцу, что целовалась с ним, и отец их благословит. Или проклянет. Или выгонит ее из дома в метель, чтобы она умерла от холода в ночи.
– Одни намного вероятнее других, но у каждой есть по меньшей мере один шанс воплотиться. И поэтому каждую тропу следует внимательно изучить, прежде чем выбрать одну. Твое внимание привлекла та тропа, где они оба должны умереть, да? Если бы мы хотели создать эту Стражу Дубов-у-воды, рассмотрели бы ее куда лучше. Всегда есть другие тропы во времени, ведущие к той же цели. Одни более разрушительны и уродливы, другие – менее.
Я думала, что он говорит со мной вслух. Оказалось, его мысли просачивались в мои мысли благодаря особой связи, существовавшей между нами. Он переливал знания из своего разума в мой, как будто был кувшином, а я – чашкой. Или иссохшим садом, который все это время ждал, когда его польют.
– И тропы меняются, постоянно меняются. Одни исчезают, на время делаются невозможными, другие становятся более вероятными. Вот почему обучение занимает так много лет. Много, много лет. Надо учиться и внимательно следить за снами. Потому что сны – они точно вехи, указывающие путь к самым важным мгновениям. Самым важным мгновениям…
Он отвлекся от меня, и ощущение было такое, словно с меня сорвали теплый плащ во время ледяной метели. Его слепой взгляд куда-то устремился, на иссеченном шрамами лице отразилась смесь ужаса и радости.
– Волк грядет, – проговорил он нараспев. – Зубы его – нож, и брызгами крови он плачет.
Потом мое зрение потускнело, как будто наступили глубокие сумерки, за минуту до того, как померкнут последние отблески дневного света. Все цвета сделались приглушенными, а тени набрались силы и скрыли от меня детали. Я подумала, что умру. Все вероятности спрятались, пропали, и в моем распоряжении осталось всего лишь то, что здесь и сейчас. Я почувствовала, что не могу пошевелиться. Течение жизни вокруг меня как будто застопорилось. Время – безграничный океан, простирающийся во всех направлениях, а я почувствовала себя птицей, способной кружить и порхать от одного мгновения к тысяче других вероятностей. Теперь я застряла в маленькой луже, и мне приходилось сражаться даже ради того, чтобы в полной мере пережить одну секунду, и к будущим последствиям любых своих действий я была слепа. Я остановилась, замерла и позволила естественному ходу вещей взять свое.
30. Столкновение
Мой волк обучил меня многому, как и я его. Но как он ни старался, так и не смог до конца научить меня всегда быть здесь и сейчас, как жил он сам. Когда мы проводили тихие снежные вечера, развалившись у теплого очага, волку не нужна была беседа или свиток, чтобы занять себя. Он просто наслаждался теплом и отдыхом. Когда я вставал и принимался ходить по маленькой комнате из угла в угол, вытаскивал из углей обгорелую палочку и начинал рассеянно рисовать ею на каменных плитах у камина, брал бумагу и перо – он подымал голову, вздыхал, опускал ее обратно на лапы и опять принимался наслаждаться вечером.
Когда мы охотились вместе, я двигался почти так же тихо, как он, и следил, все время следил, не дернется ли ухо, не шевельнется ли копыто – не выдаст ли себя олень, притаившийся в кустах в ожидании, пока мы пройдем мимо. Я льстил себе, что нахожусь полностью в настоящем, сосредоточен исключительно на охоте. И я так увлекался этим наблюдением, что вздрагивал от неожиданности, когда Ночной Волк бросался и убивал припавшего к земле кролика или съежившуюся куропатку, мимо которых я прошел, не заметив. Я всегда ему завидовал из-за этого. Он был открыт всем сведениям, какие мог предложить мир, – запахам, звукам, малозаметным движениям или простым мимолетным прикосновениям жизни, какие можно ощутить с помощью Дара. Я так и не обрел его способности открываться всему, воспринимать все происходящее сразу и одновременно.
(Запись в дневнике, без подписи)
Я успел сделать всего шаг, и Риддл, вскочив, догнал меня. Схватил за руку. Когда я к нему повернулся, его губы были сжаты в тонкую линию. Он проговорил негромко, почти без интонаций, словно сам не разобрался в своих чувствах:
– Я должен это сказать до того, как мы разыщем Би. Фитц, ничего не получается. Вообще-то, Неттл именно этого и боялась. Ты хороший человек. И мой друг. Надеюсь, ты сейчас помнишь о том, что и я твой друг. Из тебя не вышло хорошего… ты не сможешь стать хорошим отцом. Мне придется забрать ее в Олений замок. Я обещал Неттл, что разберусь в том, что с вами обоими происходит. Она не может решить сама; боится, что слишком придирчива.
Я подавил внезапную вспышку гнева.
– Риддл, не сейчас. И не здесь. – Позже я обдумаю его слова и их смысл. Я стряхнул его руку. – Мне надо найти Би. Ее нет слишком долго.
Он поймал меня за рукав, и пришлось обернуться.
– Верно, слишком долго. Но пока я об этом не сказал, ты не заметил. Она сегодня во второй раз оказалась в опасности.
У Шун были лисьи уши. Она подслушивала. Сидя за столом позади нас, она издала тихий звук – нечто среднее между отвращением и веселым изумлением.
– И он еще говорит, что ты не способен учить его дочь, – громко, чтобы я услышал, заметила она, обращаясь к Фитцу Виджиланту и не скрывая ехидства.
Я едва не повернулся к ней, но волк в моей душе рванулся вперед.
Найди волчонка. Остальное не имеет значения.
Риддл тоже ее услышал. Он отпустил мой рукав и направился к двери. Я отстал от него на два шага. В моей голове метались самые разные мысли. Дубы-у-воды – небольшой городок, но на Зимний праздник сюда съезжается разношерстный народ. Самые разные люди ищут здесь развлечений. Есть среди них и такие, что могут, развлекаясь, обидеть мою малышку. Я ударился бедром о край стола, и двое мужчин вскрикнули, когда их пиво перехлестнуло через края кружек. И тут Шун совершила глупость: схватила меня за рукав. Она, оказывается, шла за мной, Лант следовал за ней.
– Риддл найдет Би. Помещик Баджерлок, мы должны раз и навсегда во всем разобраться!
Я вырвал рукав из ее хватки так резко, что она вскрикнула и прижала руку к груди.
– Он вас ударил? – в ужасе воскликнул Фитц Виджилант.
Риддл приостановился перед дверью, пропуская двух очень крупных посетителей, желавших войти. Едва проход освободился, он в нетерпении выглянул наружу и вдруг заорал:
– Нет! Прекрати! Отпусти ее! – и рванулся на улицу.
