Мастер Силы Инксвелл, «Обучение „человека короля“»
Мы вывалились из монолита на заснеженную вершину холма, где стояли Камни-Свидетели. Свежий снег, незапятнанный ничьими следами, достигал бедер. Я увяз в нем, споткнулся, но устоял на ногах и не выронил Шута. Вокруг царили глубокие сумерки, и Риддл все еще держал меня за руку.
Я глубоко вдохнул холодный воздух и проговорил:
– Это было совсем не так сложно, как я опасался…
Я запыхался, как будто пробежался вверх по крутому склону холма, и голова моя гудела от боли, вызванной Силой. Но мы прибыли в целости и сохранности. Казалось, прошло всего несколько мгновений, и я как будто просыпался от глубокого сна. Несмотря на головную боль, я чувствовал себя отдохнувшим. У меня сохранилось воспоминание о звездной тьме, где звезды были не только над нами, но и под нами, позади и впереди нас. Мы вышли из этой бесконечности на заснеженный холм возле Оленьего замка.
Риддл вдруг рухнул без чувств в снег возле меня. Он упал мешком, словно у него в теле не осталось ни единой кости. Я опустился на одно колено рядом с ним, продолжая крепко прижимать к себе Шута.
– Риддл? Риддл! – Я звал его как дурак, как будто он всего лишь забыл о моем присутствии и решил поваляться в снегу. Я отпустил ноги Шута на заснеженную землю и, схватив Риддла за плечо, перевернул его лицом вверх. Он не ответил ни на мой голос, ни на мое прикосновение. – Риддл! – снова крикнул я и с огромным облегчением услышал ответный возглас ниже по склону холма.
Я повернулся, огляделся. Сквозь снег брел мальчик с факелом. Следом за ним лошади с трудом тащили сани по крутому склону. В неверном свете факела я видел, как от лошадиных шкур поднимается пар. Позади саней ехала верхом девушка, и я вдруг узнал Неттл. Услышав мой крик, она подстегнула своего скакуна, он прорвался сквозь глубокий снег и обогнал медленную упряжку. Она подоспела к нам первой, спрыгнула на снег и бросилась к Риддлу. Если я и сомневался в том, как много он для нее значит, то все вопросы исчезли при виде того, как она обняла его и прижала к груди. Даже в тускнеющем свете дня я видел, как ее глаза сверкнули от гнева, когда она резко спросила:
– Что ты с ним сделал?
Я ответил честно:
– Я его использовал. И боюсь, из-за моей неопытности, я взял слишком много… Я думал, он остановит меня. – Перед лицом ее леденящей душу ярости я почувствовал себя заикающимся мальчишкой. Никакие оправдания не помогли бы мне, поэтому я отбросил их. – Давай уложим обоих на сани, отправимся в замок и вызовем лекарей и королевский круг. Позже скажешь мне все, что захочешь.
– Скажу, – с чувством пообещала она и, повысив голос, принялась отдавать указания.
Стражники поспешили их выполнить, несколько человек смятенно вскрикнули, узнав Риддла. Шута я сам отнес к саням, уложил и, забравшись следом, сел рядом с ним.
Спуск по утоптанному снегу крупным лошадям дался легче, чем подъем. И все равно мне показалось, что прошла целая вечность во тьме и холоде, прежде чем мы наконец приблизились к озаренным светом башням Оленьего замка. Неттл отдала свою лошадь кому-то; она ехала с Риддлом, и если их отношения до сих пор были тайной, то тайне пришел конец. Она что-то говорила тихим и нетерпеливым голосом и, когда он наконец-то зашевелился и чуть слышно ответил, наклонилась и подарила ему полный чувств поцелуй.
Сани не остановились в воротах, но повезли нас прямиком в лазарет. Лекари ждали. Я не стал возражать, когда первым с саней сняли Риддла, и сам понес Шута. Неттл отпустила стражников, пообещав поделиться с ними новостями, едва таковые появятся. В длинной комнате с низким потолком, к счастью, не было других больных. Я спросил себя, не в этих ли самых стенах мне довелось однажды выздоравливать после несчастного случая с монолитом Силы. Койки стояли рядами, почти как в казарме. Риддла уже уложили на одну из них, и я испытал ужасное облегчение, когда услышал его слабые протесты по поводу того, что он оказался здесь. Я осторожно уложил Шута на другую койку, через две от Риддла, отлично понимая, что Неттл какое-то время не захочет находиться со мной рядом. Как и Риддл, мрачно подумал я. Мне казалось, я не нанес ему непоправимого вреда, но по незнанию и из-за тревоги за Шута я даже не подумал о том, сколько Силы беру у него. Я грубо его использовал, он вправе злиться на меня. Хотя я и сам не понимал, как это вышло. Неужели потребовалось так много Силы, чтобы перенести Шута сквозь монолит?
По команде Неттл лекари собрались вокруг постели Риддла. Я тем временем в одиночку раздевал Шута, и куча зловонных тряпок возле его койки росла. То, что открылось под ними, привело меня в ужас. Кто-то с огромным тщанием причинял ему боль. Не жалея ни сил, ни времени. Я видел признаки дурно заживших старых переломов, а также раны, которые перевязали поспешно или, возможно, с нарочитой небрежностью, отчего кости срослись неровно и остались кривые шрамы. Узор ожогов на левом плече походил на какое-то слово из незнакомого мне языка. Левая ступня превратилась в скрюченный кусок плоти с костистыми выступами и потемневшими пальцами…
Не менее страшно, чем шрамы, было видеть грязь. Шут всегда был очень чистоплотным, всегда так тщательно следил за своей одеждой, волосами, кожей. Теперь он был покрыт глубоко въевшейся грязью, застывшей разводами от дождей. Его одежда так заскорузла от грязи, что ткань наверняка треснула бы, если попробовать ее снять. За пазухой у него лежало яблоко. Оно упало на пол вместе с какой-то дрянью. Не желая лишний раз тревожить Шута, я вытащил нож, разрезал ветхую материю и осторожно вытянул из-под него.
Зловоние от него исходило тошнотворное. Глаза Шута приоткрылись до щелочек, и я решил, что он в сознании, но он не шевелился, пока я не попытался снять с него белье. Тогда он поднял обе покрытые шрамами руки к воротнику грязной льняной сорочки и слабым голосом проговорил:
– Нет.
– Шут… – упрекнул я его и попытался отвести руки в сторону, но он вцепился в сорочку с силой, какой я от него совсем не ожидал. – Пожалуйста, – мягко проговорил я, однако его взъерошенная голова медленно качнулась из стороны в сторону на подушке. После каждого движения на подушке оставались клочья волос, и мне не хватило духу ему возразить.
Что ж, пусть забирает свои секреты в могилу, если ему так хочется. Не стану обнажать его перед лекарями. Я укрыл его чистым шерстяным одеялом. Он облегченно вздохнул.
Ко мне подошла лекарка:
– Как он ранен? Кровотечение есть?
Она изо всех сил старалась совладать с отвращением, но даже я с трудом выносил исходившую от Шута вонь.
– Его пытали, и он преодолел длинный путь, испытывая ужасную нужду. Пожалуйста, принесите мне теплую воду и ткань. Я его немного отмою, а вы устройте для него хороший говяжий бульон.
Она сглотнула:
– Поскольку я ученица, обязанность обмыть раненого лежит на мне.
– Я его друг и сам этим займусь. Пожалуйста.
С плохо скрываемым облегчением она спросила:
