– О, я буду переживать. Полтора дня, пока птица не долетит ко мне. Это у меня получается лучше всего.
Тени только начали удлиняться, когда я помог ей спуститься с повозки подле вершины Висельного холма. Молли держала меня за руку, пока мы шли по крутой тропинке на самый верх. Дубы-у-воды не могли похвастать кругом стоячих камней, как Баккип. Здесь была только старая виселица, чьи серые потрескавшиеся доски жарились на летнем солнцепеке, а вокруг опор росли неподобающие веселые маргаритки. А позади виселицы, на самом гребне холма, имелся единственный стоячий камень, мерцающий чернотой и пронизанный жилами серебра: камень памяти. Высотой он был почти в три человеческих роста. У него было пять граней, и на каждой – единственный высеченный знак. С той поры как мы открыли истинное предназначение монолитов, король Дьютифул разослал отряды очистить каждый камень, перерисовать знаки и записать, куда обращен каждый из них. Знаки символизировали место назначения. Мы знали смысл лишь отдельных знаков из множества. И даже после десяти лет изучения свитков о забытой магии Силы, большинство тех, кто применял ее, считали путешествия через портальные камни опасными и подтачивающими здоровье.
Мы с Молли обошли вокруг камня, рассматривая его. Солнце ударило мне в глаза, когда я увидел знак, который должен был отправить меня к Камням-Свидетелям возле Оленьего замка. Я уставился на него, чувствуя, как в животе сгущается холодный ком страха. Я не хотел этого делать. Но должен был.
Монолит стоял, черный и неподвижный, и манил меня, как спокойный пруд в жаркий летний день. И, как глубокий водоем, он мог затянуть в свои бездны и утопить навсегда.
– Возвращайся ко мне, как только сможешь, – прошептала Молли. А потом заключила меня в объятия и неистово сжала. Проговорила, уткнувшись мне в грудь: – Ненавижу дни, когда нам приходится расставаться. Ненавижу долг, который по-прежнему тебя не отпускает, и ненавижу то, как нам из-за него вечно приходится отделяться друг от друга. Ненавижу, как ты бросаешься по первому зову, чтобы исполнить его. – Она говорила эти слова яростно, и каждое вонзалось мне в сердце маленьким ножом. Потом она прибавила: – Но я люблю то, что ты из тех людей, кто всегда верен своему долгу. Наша дочь зовет, так иди же к ней. Мы оба знаем – ты должен. – Она глубоко вздохнула и покачала головой из-за собственной вспышки. – Фитц, Фитц, я по-прежнему ревниво требую каждую минуту твоего времени. И чем больше я старею, похоже, тем сильнее цепляюсь за тебя. Но иди. Сделай, что должен, и возвращайся ко мне как можно быстрей. Но не через камни. Возвращайся ко мне безопасным путем, радость моя.
Простые слова, и я по сей день так и не понял, почему они так придали мне храбрости. Я прижал ее ближе к себе и собрался с духом.
– Со мной все будет хорошо, – заверил я. – В тот раз я потерялся в камнях только потому, что перед тем слишком много ими пользовался. Сейчас будет легко. Я войду здесь и неуклюже вывалюсь из Камней-Свидетелей возле Оленьего замка. И первым делом велю послать птицу в Ивовый Лес, чтобы сообщить тебе, что я на месте.
– Ей понадобится по меньшей мере день, чтобы попасть сюда. Но я буду ждать ее появления.
Я снова поцеловал Молли и высвободился из ее объятий. Колени мои дрожали, и внезапно я пожалел, что не помочился перед путешествием. Одно дело – оказаться лицом к лицу с внезапной и неизвестной опасностью, но совсем другое – намеренно обречь себя на ранее испытанное и точно опасное для жизни предприятие. Все равно что осознанно войти в большой костер. Или прыгнуть за борт корабля во время шторма. Я мог умереть. Или хуже – не умереть и остаться навсегда в той холодной, черной неподвижности.
Еще четыре шага. Я не мог потерять сознание. Я не мог показать свой ужас. Я должен был это сделать. Два шага. Я поднял руку и помахал Молли на прощание, но не осмелился оглянуться на нее. Во рту у меня пересохло от чистейшего ужаса. Я опустил ладонь той же руки на поверхность монолита, прямо под знаком, который должен был перенести меня в Олений замок.
Грань камня была холодна. Меня неописуемым образом наполнила Сила. Я не вошел в камень; он поглотил меня. Мгновение черноты и искрящейся пустоты. Не поддающееся определению чувство благости ласкало и искушало меня. Я был на пороге понимания чего-то чудесного; всего один миг – и я бы мог постичь его целиком. Я бы не просто его понял. Я бы сделался им. Стал бы целым. Ничто и никто уже не удостоилось бы моего внимания никогда. Я бы достиг совершенства.
Потом я вывалился наружу. Первая моя связная мысль, когда я выпал из камня на поросший влажной травой склон холма возле Оленьего замка, была такой же, как последняя мысль перед тем, как я вошел. Я спрашивал себя, что видела Молли, когда я покинул ее.
Выйдя из монолита, я упал на колени – ноги не держали меня. Поначалу я даже не пытался шевельнуться. Потом огляделся, вдохнул воздух с легким привкусом морской воды из Оленьей бухты. Здесь было прохладнее и воздух был более влажным. Недавно прошел дождь. На холме передо мной паслись овцы. Одна подняла голову, посмотрела на меня и снова принялась щипать траву. Я видел черные стены замка за неровными каменистыми пастбищами и редкими деревьями, искореженными ветром. Крепость из черного камня стояла, словно была тут всегда, ее башни смотрели на бескрайнее море. Я не видел, но знал, что к крутым скалам под замком липнет город Баккип, точно ползучий лишайник из людей и построек. Дом. Я был дома.
Мое сердце постепенно успокоилось и забилось ровно. Скрипучая повозка заехала на холм и направилась к воротам замка. По стене крепости над воротами медленно вышагивал часовой. Время было мирное, но Дьютифул оставил караул в силе. Хорошо. Хоть Калсида и занята собственной гражданской войной, ходят слухи, что герцогиня уже подчинила себе большую часть своенравных провинций. И как только Калсида помирится сама с собой, она, несомненно, опять попытается затеять войну с соседями.
Я обернулся и посмотрел на монолит. Меня охватило внезапное желание войти в него снова, опять окунуться в то тревожное блаженство искрящейся черноты. Там было нечто огромное и чудесное, нечто, с чем я жаждал соединиться. Я мог шагнуть назад и отыскать его. Оно ждало меня.
Я глубоко вздохнул и потянулся Силой к Неттл:
Отправь птицу в Ивовый Лес. Сообщи Молли, что я здесь, живой и здоровый. Выбери самую быструю, которая точно долетит домой.
Сделано. А почему ты мне не сообщил перед тем, как войти в камень? – Я услышал, как моя дочь говорит кому-то в комнате: «Он здесь. Пошлите за ним парня с лошадью, сейчас же». Потом она снова сосредоточилась на мне. – Что, если бы ты выбрался оттуда без чувств и онемев, как было много лет назад?
Я пропустил упрек мимо ушей. Она была права, конечно, и Чейд на меня всерьез разозлится. Нет. Мысль пришла с леденящим душу волнением. Чейд, возможно, больше никогда на меня не разозлится. Я пошел в сторону замка и против воли пустился трусцой. И снова связался с Неттл с помощью Силы:
Часовые на воротах знают, что я иду?
Сам король Дьютифул приказал им ждать помещика Баджерлока с важным сообщением для меня от моей матери. Никто тебя не задержит. Я пошлю мальчика с лошадью.
