Рыдала Шун. С непокрытой головой, в разорванном на плече платье, она стояла перед сердитым всадником и рыдала, точно плакальщица. Ни слов, ни всхлипов, только пронзительный вой. Туманный человек был недалеко от нее, а пухлая женщина как будто пыталась задавать ей какие-то вопросы. Я никак не могла ей помочь. Хоть Шун мне сильно не нравилась, я бы ей все равно помогла, окажись это в моих силах, потому что она принадлежала мне в той же степени, как и черный кот или дети-гусятники. Они все были обитателями Ивового Леса, и в отсутствие отца и Неттл я должна была их защищать. Это все мои люди – те, кто сбились в кучу и скулят от ужаса.
Мгновение назад я была ребенком, бежавшим от опасности. Что-то во мне изменилось. Я доберусь до конюшни и вместе с Персивирансом отправлюсь за подмогой. Я должна попасть туда быстро, прежде чем он подвергнет себя ненужной опасности, поскакав на лошади обратно к особняку, где, по его мнению, я все еще прячусь. Страх, который раньше не давал мне пошевелиться, растаял и превратился в волчью свирепость. Я присела и, когда женщина опять задала Шун вопрос, побежала, пригибаясь и держась следов Персивиранса, надясь оставить меньше собственных отпечатков.
Я добежала до угла конюшни, забежала за него и присела, тяжело дыша. Что дальше, дальше-то что? К задней двери, решила я. Через нее помощники конюхов вывозили на тачках грязную солому. Оттуда Персивиранс должен был выйти с лошадьми. Эта дверь была дальше всех от особняка.
Мой путь лежал мимо голубятни, где содержались наши почтовые птицы. Их там уже не было. В птичьих клетках остались только перья и трупики со свернутыми шеями… Нет времени смотреть на все эти маленькие смерти. Я начинала понимать, что, кем бы ни были эти люди, они совершенно беспощадны и налет тщательно спланировали. Ни одна птица не улетела с известием о том, что на нас напали. Налетчики убили их в первую очередь.
Добравшись до дверей конюшни, я заглянула внутрь. Глазам моим открылось тошнотворное зрелище. Неужели налетчики сперва пришли сюда, как и с птицами? Лошади в стойлах вели себя беспокойно, ибо запах крови достиг даже моего бедного носа. Хорошо хоть не стали задерживаться, чтобы перебить лошадей… Может быть, не рискнули поднять шум. Кто-то распростерся в проходе между стойлами. Человек в ливрее Ивового Леса. Один из наших лежал лицом вниз, не шевелясь. Один из моих. Я сглотнула комок в горле. Нет времени скорбеть. Чтобы хоть кто-то выжил, мы с Персивирансом должны поскакать за помощью. Мы – последняя надежда моих людей. Я точно не знала, сколько народу живет в маленьких Ивняках, но там должны были найтись почтовые птицы, и кто-то сможет поскакать галопом за королевским патрулем.
Я собиралась с духом, чтобы переступить через труп, когда услышала какой-то звук и, подняв голову, увидела, что приближается Персивиранс. Он был верхом, без седла, на крепком гнедом, но нашел время, чтобы оседлать и взнуздать мою Капризулю. По его мальчишеским щекам струились слезы, но челюсти он сжимал сурово, по-мужски. Увидев меня, он ахнул.
Я быстро отпустила большой капюшон плаща, чтобы показать свое лицо, и прошептала:
– Это я!
Глаза юного конюха гневно сверкнули.
– Я же сказал тебе оставаться на месте!
Он соскользнул с коня, прикрыл его ноздри и провел мимо трупа. Сунул мне в руки поводья и, вернувшись за Капризулей, так же провел и ее. Приблизившись, схватил меня за талию и без церемоний закинул на спину лошади. Я поспешно свернула плащ и опять спрятала за пазухой – не хотела, чтобы он, заполоскавшись на ветру, испугал Капризулю. Предстоящая жесткая скачка заранее приводила меня в ужас.
Персивиранс не доверил мне поводья Капризули, а продолжил их держать, пока взбирался на своего коня.
Посмотрев на меня через плечо, он негромко проговорил:
– Мы поскачем галопом. Это наш единственный шанс. Мчимся во весь опор, не останавливаемся. Что бы ни случилось. Ты меня поняла?
– Да.
– Если кто-то встанет у нас на дороге, я собью его с ног. А ты останешься в седле Капризули и поедешь следом. Понятно?
– Да.
– И на этот раз ты меня послушаешься! – свирепо прибавил он.
На это я ответить не успела, ибо мы внезапно сорвались с места. Мы выехали из конюшни через заднюю дверь и пересекли открытое поле, держась так, чтобы конюшня заслоняла нас от дома, направляясь галопом к длинной, извилистой подъездной дороге. Высокие сугробы под голыми деревьями замедляли нас, но, возможно, в какой-то степени приглушали стук копыт. Но этого не хватило. Когда мы выехали из-под прикрытия конюшни на открытую местность, я услышала чей-то изумленный возглас. До чего же странно – крик, хоть и бессловесный, все равно звучал по-чужестранному. Персивиранс что-то сделал, и наши лошади вдруг поскакали еще быстрее, выбрасывая ноги вперед и мчась, как мне раньше ни разу не доводилось мчаться.
Я изо всех сил старалась удержаться в седле, напрягая лодыжки, колени и бедра, схватившись руками за переднюю луку, как будто еще никогда не сидела верхом. Я вдруг поняла, что верещу и не могу остановиться. Позади нас раздавались крики, и мимо меня вдруг как будто прожужжала летняя пчела. Потом еще две, и я наконец поняла, что по нам стреляет лучник. Я сжалась и превратилась в репейник на спине Капризули, и мы по-прежнему мчались вперед. Подъездная дорога сделала поворот, и я на миг испытала облегчение, поверив, что захватчики у особняка нас больше не слышат. Мы продолжали скакать галопом.
И тут Персивиранс упал – свалился с коня на дорогу, покатился в глубокий снег, а конь галопом понесся дальше. Он продолжал держать поводья Капризули, и она, резко развернувшись, чуть его не затоптала, прежде чем остановилась боком, отчего меня бросило в сторону. Моя нога потеряла стремя, и я повисла над землей, прежде чем сумела высвободить другую ступню, отпрыгнуть подальше от лошади и побежать к Персивирансу. Не увидев, чтобы из него торчала стрела, я на миг подумала, что он просто упал и мы можем оба ускакать верхом на Капризуле. Потом я увидела кровь. Стрела прошла насквозь через его правое плечо. Кровь пропитала одежду Персивиранса, его лицо побелело. Он перекатился на спину, когда я к нему потянулась, и сунул мне в руки повод Капризули.
– Прыгай в седло и скачи! – приказал он мне. – Беги! Приведи помощь!
Потом мой друг вздрогнул всем телом и закрыл глаза.
Я замерла. Я слышала топот копыт его сбежавшего коня и другой топот. Они приближались. Захватчики приближались. Они поймают нас. Я знала, что не смогу поднять его, не говоря уже о том, чтобы усадить на Капризулю. Его надо спрятать. Он еще дышит. Спрятать, а потом вернуться за ним. Это лучшее, что я могу сделать.
Я выхватила плащ-бабочку из-за пазухи и накинула его на Персивиранса, подоткнула со всех сторон. Он начал менять цвет, но слишком медленно. Я накидала сверху снега, а потом, когда топот копыт приблизился, отвела Капризулю на другую сторону подъездной дороги. Вскочила на нее, забралась в седло, пока она встревоженно приплясывала на месте. Вскарабкавшись на спину лошади, я нашла стремена, как следует ее пнула и завопила:
