Да уж. Об этом «старом друге» я не думал много лет.
Едва ли он друг. Но раз уж мы вспомнили о старых друзьях, не получал ли ты недавно весточки от своего давнего приятеля? Шута?
Намеренно ли он так резко сменил тему, пытаясь застичь меня врасплох? Это сработало. Я спрятал от него свои чувства, хоть и понимал, что это само по себе подскажет старому убийце все, что я пытаюсь скрыть. Шут. Я уже много лет ничего о Шуте не слышал.
Я обнаружил, что гляжу на последний подарок, сделанный мне Шутом, – резную фигурку, изображавшую нас троих: его, меня и моего Ночного Волка. Я протянул к ней руку, потом отдернул. Я больше не хотел видеть, как выражение его лица станет иным, нежели застывшая язвительная полуулыбка. Лучше я буду помнить его таким. Мы путешествовали на протяжении многих лет, вместе переносили невзгоды и едва не умерли. Смертей было много, подумал я про себя. Мой волк умер, и мой друг покинул меня, не попрощавшись, и не прислал с той поры ни одного письма. Я гадал, не считает ли он меня мертвым. Я и помыслить не смел о том, не умер ли он сам. Шут не мог умереть. Однажды он признался мне, что на самом деле гораздо старше, чем я думаю, и рассчитывает прожить намного дольше меня. Он назвал это одной из причин своего ухода. Он предупредил, что уходит, перед тем, как мы в последний раз расстались. Он убедил себя, что освобождает меня от уз и обязанностей, наконец-то отпускает на свободу, чтобы я мог следовать собственным наклонностям. Но незавершенное прощание оставило рану, и за годы она превратилась в шрам из тех, что болят на рубеже времен года. Где же Шут сейчас? Почему не прислал мне хоть одно письмо? Если он считал меня мертвым, почему оставил мне подарок? Если верил, что я снова появлюсь, почему не связался со мной? Я оторвал взгляд от резной фигурки.
Я не видел его и не получал известий с той поры, как покинул Аслевджал. Это было… сколько, четырнадцать лет назад? Пятнадцать? Почему ты спрашиваешь сейчас?
Так я и думал. Ты ведь помнишь, что меня интересовали истории о Белом Пророке задолго до того, как Шут объявил себя таковым.
Помню. Я впервые услышал о пророках от тебя.
Я обуздал свое любопытство, отказавшись от расспросов. Когда Чейд впервые начал показывать мне записи о Белом Пророке, я отнесся к ним как к еще одной странной религии из далеких краев. Эду и Эля я понимал достаточно хорошо. Эль, морской бог, был божеством безжалостным и требовательным, из тех, с кем лучше не иметь дела. Эда, богиня возделанных земель и пастбищ, была щедрой и по-матерински любящей. Но даже к этим богам Шести Герцогств Чейд внушил мне лишь малое почтение, а еще меньшее – к Са, двуликому и двуполому богу Джамелии. Так что его увлеченность легендами о Белом Пророке озадачила меня. Согласно свиткам, в каждом поколении рождается бесцветный ребенок, наделенный даром предвидения и способностью влиять на устройство мира, манипулируя великими и малыми событиями. Чейд был заинтригован этой идеей и легендами о Белых Пророках, людях, которые предотвращали войны или свергали королей, запуская каскад малых событий, превращавшихся в великие. В одной хронике описывалось, как некий Белый Пророк прожил тридцать лет у реки лишь ради того, чтобы предупредить определенного путешественника в определенную ночь, что мост рухнет, если он попытается перейти его во время бури. Путешественник, как оказалось, стал отцом великого генерала, и тот сыграл важную роль в победе над войском противника в одной далекой стране. Я считал все это очаровательной чушью, пока не встретил Шута.
Когда он объявил себя Белым Пророком, я не поверил и еще больше усомнился в его словах, когда Шут заявил, будто я стану его Изменяющим, то есть изменю ход истории. И все-таки, несомненно, именно это мы и сделали. Если бы Шут не оказался в Оленьем замке при моей жизни, я бы умер. Его вмешательство неоднократно спасало мою жизнь. В горах, когда я лежал в снегу, умирая от лихорадки, он отнес меня в свой тамошний домик и выхаживал, пока я не поправился. Он сохранил мне жизнь, чтобы драконы сумели вновь занять свое законное место в мире. Я все еще не был уверен, что человечеству это во благо, но нельзя было отрицать, что без него этого бы не случилось.
Я понял, как глубоко погрузился в воспоминания, лишь когда мысленная речь Чейда вынудила меня резко осознать, что он все еще со мной.
Дело в том, что недавно в Баккипе побывали странные люди. Дней двадцать назад. Я не слышал о них, пока они не ушли, иначе нашел бы способ узнать больше. Парень, который мне про них рассказал, говорит, что они назвались странствующими торговцами, но предложить могли лишь дешевые побрякушки и очень заурядные предметы на обмен – стеклянные украшения, латунные браслеты и все такое прочее. Ничего по-настоящему ценного, и, хотя они говорили, будто явились издалека, мой знакомый заметил, что все это показалось ему обычным хламом вроде того, какой городской торговец везет на деревенскую ярмарку, чтобы предложить хоть что-нибудь парню или девушке с половиной медяка в кошельке. Никаких пряностей из далеких земель или редких драгоценных камней. Всего лишь мусор, как у бродячих кустарей.
Выходит, твой шпион решил, что они просто притворяются торговцами. – Я пытался скрыть нетерпение.
Чейд верил в предельно подробные отчеты, ибо правда всегда таится в деталях. Я признавал его правоту, но сейчас мне бы хотелось, чтобы он скорее перешел прямо к сути вопроса, а словесным украшательством занялся позже.
Он подумал, что они на самом деле рассчитывали что-то купить, а не продать, а скорее, бесплатно услышать какие-то сведения. Они расспрашивали, не видал ли кто-нибудь их друга, очень бледного человека. Но странность заключалась в том, что описаний этого «бледного друга» было несколько. Один сказал, что он молодой мужчина и путешествует в одиночку. Другой – что это взрослая женщина с бледным лицом и волосами, путешествует с юношей, рыжеволосым и веснушчатым. Еще один расспрашивал о двоих молодых мужчинах, у одного волосы русые, очень светлые, а у другого – темные, но белая кожа. Как будто они знали только, что ищут необычайно бледного человека, который путешествует один или со спутником.
Или они предполагали, что те, кого они ищут, прибегнут к маскировке. Однако похоже, что они искали Белого Пророка. Но почему в Баккипе?
Они ни разу не произнесли слов «Белый Пророк» и не выглядели праведными пилигримами на пути паломничества. – Чейд помедлил. – Мой парень склонялся к мысли, что они им заплатили или пообещали вознаграждение за поимку жертвы. Один из них как-то ночью напился и, когда друзья пришли в таверну, чтобы его увести, выругал их. На калсидийском.
Интересно. Я и не думал, что у Белых есть последователи в Калсиде. В любом случае Шут не живет в Баккипе вот уже несколько десятилетий. А когда он там был в последний раз, то выглядел скорее смуглым, чем белым. Он пользовался личиной лорда Голдена.
Да, разумеется! Я все это знаю! – Чейд принял мои размышления за попытку освежить его стареющую память и рассердился. – Но мало кто еще знает. Даже если так, их расспросы пробудили кое-какие старые байки про бледного шута короля Шрюда. Но «торговцев» такие старые новости не интересовали. Они хотели узнать о ком-то, кто прошел через Баккип недавно.
