– Я не о няньке. Дети в замке. Когда она отправится на уроки, они будут издеваться над ней из-за того, что она маленькая и бледная. Щипать ее за обедом. Отнимать сладости, гоняться за ней по коридорам. Насмехаться над ней. Из-за того, что она другая.
– Другие дети? Уроки? – недоверчиво повторила Неттл. – Открой глаза, Фитц. Уроки чего? Я ее люблю сильней, чем кто бы то ни было, но уютная и безопасная жизнь – это лучшее, что мы можем ей предложить. Я не отправлю ее учиться и не посажу за стол, где ее могут дразнить или щипать. Я буду держать ее в безопасной отдельной комнате, рядом с собственной. Она будет сытой, одетой и чистой, со своими простыми маленькими игрушками. Это лучшее, что мы можем ей предложить и чего она может ожидать от жизни.
Я уставился на нее, потрясенный этими словами. Как же она могла думать, что Би такая?..
– Ты считаешь ее дурочкой?
То, что я это отрицал, поразило Неттл. Потом она взяла себя в руки и ожесточилась:
– Это случается. Она не виновата. Ты не виноват. Нам от такого не скрыться. Моя мать была пожилой, когда родила ее, и она появилась на свет маленькой. Разум у таких детей, как правило… не растет. Они остаются младенцами. И остаток ее жизни, будь она короткой или длинной, кто-то должен за ней присматривать. Так что лучше, если…
– Нет. Она останется здесь. – Я был непреклонен и неприятно удивлен тем, что Неттл могла предлагать иное. – Что бы ты ни думала, невзирая на свое странное поведение, она обладает ясным разумом. И даже если бы она оказалась дурочкой, мой ответ был бы тем же. Мир, который она познала до сих пор, ограничен Ивовым Лесом. Она знает дороги по дому и прилегающим землям, и слуги ее принимают. Она не дурочка, Неттл, не скудоумная. Она маленькая и… да, она другая. Может, она нечасто разговаривает, но умеет это делать. И другие вещи умеет. Шить, ухаживать за ульями, полоть сорняки, писать в своей маленькой тетрадке. Она любит гулять снаружи. Она любит, когда ей позволяют делать, что хочется. Она повсюду следовала за Молли.
Старшая дочь уставилась на меня во все глаза. Кивком указала на Би и недоверчиво спросила:
– Эта кроха шьет? И умеет ухаживать за ульем?
– Разве мать не писала тебе… – Я не договорил.
Письмо было непростой задачей для Молли. И сам я лишь в последний год увидел в моем ребенке яркие проблески разума. С чего я решил, что Неттл об этом знала? Я с ней не поделился открытием, как и с Чейдом или кем-то другим в Оленьем замке. Сперва я не хотел спешить с радостным известием. А после игры в запоминание был слишком осторожен, чтобы поделиться с Чейдом новостью о талантах своей дочери. Я все еще был уверен, что он быстро придумает, как ее можно использовать.
Неттл качала головой:
– Мама чрезмерно полюбила свое младшее дитя. Она хвасталась мне вещами, которые… Ох! Ясно же, она отчаянно желала, чтобы Би сделалась… – Голос Неттл затих, она не сумела заставить себя произнести слова вслух.
– Она способная маленькая девочка. Спроси слуг, – посоветовал я, а потом задался вопросом, что из способностей Би они видели. Вернулся к столу, рухнул в кресло. Все это не имело значения. – В любом случае она с тобой не отправится, Неттл. Она моя дочь. Будет правильно, если она останется со мной.
Как же эти слова прозвучали из моих уст… Неттл глядела на меня, медленно сжимая губы. В эту минуту она едва не сказала что-то жестокое. Я увидел, как она решила этого не делать. Я бы взял свои слова обратно; если бы мог, я бы выразил свою мысль иначе. Вместо этого я честно прибавил:
– Один раз – с тобой – мне не удалось исполнить свой долг. Это мой последний шанс все сделать как надо. Она остается.
Неттл немного помолчала, а потом ласково проговорила:
– Я знаю, ты поступаешь так из лучших побуждений. Ты хочешь быть правильным отцом. Но, Фитц, я попросту не уверена, что ты сумеешь. Все так, как ты и сказал: тебе ни разу не приходилось заботиться о таком маленьком ребенке, как она.
– Нед был моложе, когда я его взял к себе!
– Нед был нормальным.
Не думаю, что она хотела произнести это слово так жестко, как оно прозвучало.
Я встал и твердо проговорил, обращаясь к старшей дочери:
– Би тоже нормальная. Она останется здесь, Неттл, и ее маленькая жизнь будет течь по-прежнему. Здесь, где живут воспоминания о ее матери.
Неттл заплакала. Не из скорби, но потому что она так устала и все же знала, что собирается бросить мне вызов и это причинит мне боль. Слезы потекли по ее лицу. Она не всхлипывала. Я видел, как она стиснула зубы, и понимал, что она не отступит. Но еще я понимал, что не позволю ей забрать у меня Би. Кто-то должен был сломаться; мы не могли оба победить в этом противостоянии.
– Я должна обойтись с моей малышкой-сестрой по справедливости. Мама бы этого от меня ждала. И я не могу позволить ей остаться, – сказала Неттл. Она посмотрела на меня, и в ее глазах я прочитал глубокое сопереживание тому, что я, как ей было известно, испытывал. Сопереживание, но не милосердие. – Может быть, если я найду для нее хорошую няньку в Оленьем замке, они смогут время от времени приезжать в гости, – прибавила она с сомнением.
Я ощутил, как внутри просыпается гнев. Да кто она такая, чтобы подвергать сомнению мои умения в таком деле? Ответ обрушился на меня, словно ведро ледяной воды, опрокинутое на голову. Она дочь, которую я бросил, чтобы служить своему королю. Дочь, которую вырастил другой мужчина. Она, как никто другой в целом мире, имеет право считать меня неумелым отцом. Я отвернулся от обеих своих дочерей.
– Если ты заберешь ее, я останусь здесь один. – В этих моих словах было столько жалости к себе, что я с радостью взял бы их назад.
Неттл проговорила тише и нежнее, чем заслуживало такое себялюбивое заявление:
– Тогда ответ ясен. Закрывай Ивовый Лес. Пусть слуги им занимаются. Собери вещи. Возвращайся со мной в Олений замок.
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, и не смог ничего придумать. Я даже не рассматривал идею о том, что могу однажды вернуться в Олений замок. Часть моей души встрепенулась при этой мысли. Нет нужды пересекать залив одиночества. Я могу от него сбежать. В Оленьем замке я снова встречусь со старыми друзьями, увижу залы, кухни, бани, конюшни, крутые улочки Баккипа…
Так же внезапно мое воодушевление испарилось. Я ощутил пустоту. Ни Молли, ни Баррича, ни Верити, ни Шрюда. Ни Ночного Волка. Зияющая пещера одиночества разевала пасть все шире, и каждая смерть, о которой я вспоминал, была похожа на удар острого лезвия.
Шута там тоже не будет.
– Нет, – сказал я. – Не могу. Там для меня ничего нет. Только политика и интриги.
Сопереживание исчезло с лица Неттл.
– Ничего, – сдавленно повторила моя старшая дочь. – Только я. – Она прочистила горло. – И Чейд, Дьютифул, Кетриккен и Олух.
– Речь не об этом. – Внезапно я ощутил себя слишком усталым для объяснений, но все равно попытался. – Олений замок, каким я его знал, давно исчез. Жизнь там шла без моего присутствия слишком долго. Не знаю, как мне теперь в нее вписаться. Не в качестве Фитца Чивэла Видящего, это уж точно. Не в качестве тайного убийцы и шпиона королевской семьи. Не в качестве Тома Баджерлока, прислужника. Однажды я приеду с визитом на неделю или, может, на месяц и со всеми повидаюсь. Но не останусь, моя дорогая. Я больше никогда там не останусь. И уж точно не сейчас. Сама мысль о том, чтобы куда-то отправиться сейчас, встречаться со старыми друзьями, есть и пить, смеяться и болтать… нет. У меня духу не хватит.
