Я порадовался тому, что Неттл не заметила, как мы с Би обменялись заговорщицкими взглядами у нее за спиной.
Риддл стоял молча и смотрел, как мы расстаемся. Он подошел ко мне с мрачным видом, и я думал, что услышу от него неловкие слова. Вместо этого он вдруг обнял меня так крепко, что у меня едва не затрещали ребра.
– Мужайся, – сказал он мне на ухо, а потом разжал объятия, направился к своему коню, прыгнул в седло, и они уехали.
Мы стояли на подъездной дороге Ивового Леса и смотрели, пока Неттл и ее спутники не скрылись из вида. После мы еще немного задержались. Управляющий Ревел и несколько слуг тоже пришли попрощаться с Неттл. Они постепенно уходили, пока не остались только мы с Би. Из леса доносились птичьи крики. Легкий утренний ветерок колыхал листья белых берез, росших вдоль подъездной дорожки. После долгого молчания Би произнесла единственное слово:
– Итак…
– Да. – Я посмотрел на нее сверху вниз. Что же мне делать с этой малышкой? Я прочистил горло. – Я обычно начинаю дневные дела с обхода конюшни.
Она посмотрела на меня и быстро отвела взгляд. Я знал, что она боится больших животных. Пойдет ли она со мной? Едва ли я мог винить ее за отказ. Но я ждал. Через некоторое время она кивнула.
И в тот день мы начали жить по-новому. Мне хотелось подхватить Би на руки, но я знал, что она страшится моего прикосновения, и понимал, в чем дело. Так что Би семенила за мной следом, и я сдерживал свои шаги, чтобы она не отставала. Мы прогулялись по конюшне и поговорили с Толлерменом Орясиной. Он заметно успокоился, когда гости уехали и жизнь вошла в привычную колею. Лин-пастух взглянул на мою малышку, и мы с ним побеседовали, пока его собака с серьезным видом тыкалась носом в подбородок Би, напрашиваясь на ласку.
Виноградник можно было объехать только верхом. Когда я сказал об этом Би, она надолго призадумалась, а потом сообщила:
– Я уже несколько дней не проверяла мамины ульи. У меня ведь, знаешь ли, есть и свои дела.
– Я не смогу помочь тебе с ульями, не умею с ними обращаться, – признался я.
Она вскинула голову и опять расправила маленькие плечи:
– Я знаю, что делать. И я сильнее, чем выгляжу.
И потому мы разделились, но встретились опять во время обеда. Я сообщил ей, что виноград дал отличные завязи и много пчел трудятся над ним. Она с серьезным видом кивнула и ответила, что с ульями все в порядке.
После обеда я удалился в кабинет Ивового Леса, чтобы просмотреть счета, – перед этим я их надолго забросил. Среди счетов обнаружился список от Ревела с вопросами по содержанию имения, которые, как он считал, требовали нашего внимания. Рядом с предложениями кое-где были небольшие приписки рукой Молли. Мне было невыносимо на них смотреть. Она их сделала по меньшей мере два месяца назад, и я ей обещал, клятвенно обещал, что летом мы займемся тем, что уже нельзя больше откладывать. Но я этого не сделал. Я выкинул все из головы, уверенный, что когда будет надо, она заставит меня действовать.
Не заставит. Больше никогда.
На моем столе были и другие бумаги – счета за доставленную из окрестных ферм провизию, ожидающие оплаты. Надо было как следует вникнуть в расчеты с людьми, работавшими на сенокосе в обмен на сено. Была и записка о том, что следует нанять побольше работников для уборки винограда и, если нам нужны люди посмышленее, лучше договориться с ними сейчас. Всеми этими делами надо было заняться немедленно.
И был еще один список, написанный корявым почерком и с ошибками. Я уставился на него, и, наверное, на моем лице отразилось замешательство, потому что Би подошла и взглянула на листок из-под моего локтя.
– А-а. Думаю, это написала Натмег. Она всегда спрашивала маму, что готовить на следующей неделе, чтобы убедиться, что у нее есть все припасы под рукой. Мама составляла для нее список всего, что нужно купить в городе.
– Понятно. А это?
Она некоторое время хмуро разглядывала написанное:
– Точно не знаю. Кажется, это слово «шерсть». А это, наверное, «сапожник». Мама говорила о том, что нужна шерстяная ткань для зимней одежды слуг и новые ботинки для тебя и меня.
– Но сейчас лето!
Би взглянула на меня искоса:
– Это как с садом, папа. Надо планировать сейчас то, что хочешь получить через три месяца.
– Наверное, да… – Я глядел на неразборчивые каракули и гадал, смогу ли каким-то образом убедить Ревела перевести это и разобраться. Столько забот вдруг свалилось на мои плечи. Я все отложил и встал из-за стола. – Пойдем-ка взглянем на яблони.
И мы глядели на них до вечера.
Дни шли мучительной чередой, и мы потихоньку создавали для себя новые ритуалы. Каждый день – хоть в том и не было нужды – отправлялись осматривать конюшни, загоны для овец и виноградники. Я не окунулся в работу с головой – не мог сосредоточиться, – но счета все же не забросил, а Ревел почти вздохнул с облегчением, когда ему поручили планирование меню. Меня не волновало, что окажется в моей тарелке, – еда превратилась в повинность. Сон ускользал от меня, а потом настигал за столом, в середине дня. Все чаще и чаще Би по вечерам приходила в мой личный кабинет, где развлекалась, притворяясь, будто читает выброшенные мной бумаги, прежде чем на обратной стороне нарисовать изобиловавшие деталями картинки. Мы мало разговаривали, даже когда играли вместе в какие-то игры. Вечера, как правило, заканчивались тем, что она засыпала на полу. Я относил ее в постель, укладывал, а потом возвращался к себе. Я слишком многому позволил уйти из своей жизни. Иногда казалось, что мы оба чего-то ждем.
Однажды вечером я понял, что жду возвращения Молли, – и, уронив голову на руки, горько и беспомощно разрыдался. Я пришел в себя, лишь ощутив мягкое похлопывание по плечу и услышав голос:
– Ничего не изменить, дорогой. Ничего не изменить. Отпусти свое прошлое.
Я поднял голову и посмотрел на свою маленькую дочь. Я думал, она спит у очага. Она впервые прикоснулась ко мне по собственной воле. Ее глаза были бледно-голубыми, как у Кетриккен, и иногда ее взгляд казался не слепым, но устремленным мимо меня, в какое-то иное место. Слова, которые она произнесла, я не ожидал услышать от ребенка. Это были слова Молли – она могла бы такое сказать, чтобы успокоить меня. Мое маленькое дитя пыталось ради меня быть сильным. Я сморгнул слезы, прокашлялся и спросил:
– Хочешь, научу тебя игре в камни?
– Конечно, – сказала она, и, хоть я знал, что это неправда, игре ее все же обучил, и мы играли почти до утра.
В тот день мы оба спали почти до полудня.
Послание мне доставили обычным способом, когда осень близилась к завершению. Я сел за стол, чтобы позавтракать с Би, и увидел большой коричневый желудь с двумя дубовыми листочками. Однажды я вырезал такой мотив на крышке ящичка, в котором хранил яды – мой набор тайного убийцы. Ящичка давно уже не было, но символ сохранил свое значение. Чейд хотел со мной встретиться. Я нахмурился, увидев этот желудь. Сколько я жил в Ивовом Лесу, столько мой прежний наставник устраивал такие фокусы. Никто из слуг не признался, что положил желудь на стол, не запер дверь на засов или окно на задвижку. Вот оно, напоминание от моего учителя: каким бы умным и осторожным я ни считал себя, он все равно может пробраться сквозь мои укрепления, если пожелает. Чейд сообщал, что будет ждать меня вечером в трактире «Дубовый посох» на перекрестке возле Висельного холма. Два часа верхом; если я отправлюсь на эту встречу, вернусь очень поздно. А если разговор окажется непростым, то и до утра не вернусь. И Чейд не сообщил мне при помощи Силы, в чем дело. Значит, никто из королевского круга тоже не знает. Опять его проклятые секреты…
