Х. Г. Раковский до определенного момента активного участия в оппозиционной деятельности не принимал, хотя и сочувствовал оппозиции. В 1925 г., когда еще существовал, но доживал последние месяцы «триумвират» Сталина, Зиновьева и Каменева, Зиновьев, по последующему свидетельству Троцкого, даже обращался к Раковскому как к своего рода арбитру, заявляя о Троцком: он «плохой политик[,] не сумел найти правильной тактики». Зиновьев, по словам Троцкого, даже хвастался перед Раковским своими якобы имевшими место фракционными успехами.
[908]
Правда, 17 января 1925 г. на пленуме ЦК РКП(б) Х. Г. Раковский вместе с Г. Л. Пятаковым голосовал против резолюции, квалифицировавшей «Уроки Октября» Троцкого как «антибольшевистскую платформу троцкизма», как фальсификацию коммунизма в духе «европейской социал-демократии». При этом Раковский показал разительное противоречие между этой резолюцией и оставлением Троцкого в составе Политбюро ЦК РКП(б). Он говорил: «Мы выдаем себя. Если мы оставляем Троцкого в Политбюро, оставляем в ЦК, то, значит, это потому, что все мы глубоко убеждены в том, что Троцкий – большевик».
[909] Но этот факт свидетельствовал лишь об относительной самостоятельности взглядов, а не об оппозиционности Раковского. Скорее всего, этим объясняется то, что позднее Л. Д. Троцкий без каких-либо оснований, вследствие аберрации памяти отнес Раковского к примерно полутора десяткам «руководителей оппозиции 1923–1925 годов».
[910]
Находясь в Великобритании, а затем во Франции, Раковский не мог полностью отдаться внутрипартийной борьбе. В качестве лидеров оппозиции называли Л. Д. Троцкого, Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, И. Т. Смилгу. Раковский в таковой роли в печати не упоминался.
[911]
Некоторые выступления Раковского перед советскими гражданами свидетельствуют о его вполне реалистических, существенно выделявшихся в то время оценках современного капитализма, о дальновидных прогнозах, не свойственных тогда ни ведущим оппозиционным деятелям, ни догматикам из сталинской группы.
Дополнительным аргументом в пользу того, что Раковский до середины 1927 г. не воспринимался общественностью ни как деятель оппозиции, ни как сторонник Троцкого, является факт публикации его «Автобиографии» болгарским коммунистическим журналом, о чем уже упоминалось. Полная поддержка БКП официального курса ВКП(б) совершенно исключала возможность демонстративной публикации автобиографических материалов оппозиционного деятеля, тем более что между редактором журнала В. Коларовым и Раковским были натянутые личностно-политические взаимоотношения, уходившие в прошлое.
Сказанное свидетельствует, что Х. Г. Раковский не был сколько-нибудь активным участником оппозиционных выступлений до 1927 г., и тем более не соответствует истине утверждение одного из биографов Троцкого Д. Кармайкла о том, что к началу 1925 г. у Троцкого «оставалась лишь крохотная горстка открытых сторонников – в Москве вроде Раковского».
[912] Не прав и такой компетентный исследователь, как Роберт Конквест, считающий, что «привлекательный ветеран болгарского революционного движения» был сторонником Троцкого с первых лет революции и что Раковского отправили в Лондон в связи со стремлением Сталина изолировать главных сторонников Троцкого.
[913] Ошибся, наконец, Роберт Таккер, утверждавший, что Раковский подписал знаменитую «платформу 46-ти» сторонников Троцкого от 15 октбяря 1923 г.
[914]
В то же время факт личной дружбы Раковского и Троцкого был неоспорим.
[915] Троцкий делился с Христианом Георгиевичем важной личной информацией, например рассказал ему весной 1922 г. о предложении Ленина занять пост его заместителя по Совнаркому.
[916] О дружеских отношениях между Раковским и Троцким свидетельствует посвящение Львом Давидовичем своей книги «Литература и революция» «Христиану Георгиевичу Раковскому – борцу, человеку, другу», сделанное 14 августа 1923 г., то есть через месяц после смещения Раковского с руководящего поста на Украине.
[917]
Можно не сомневаться, что Троцкий стремился привлечь Раковского к группе, выступившей с критикой курса «тройки» во главе со Сталиным в 1923 г. Однако нет ни одного документа, который свидетельствовал бы, что Х. Г. Раковский действительно принял в ней участие. Можно полагать, что главной причиной этого было невнимание Троцкого и его группы к национальному вопросу, тогда как все более усиливавшиеся расхождения Раковского с партийно-государственной элитой концентрировались именно вокруг необходимости реального предоставления суверенных прав национальным республикам СССР.
Единственной существенной инициативой Раковского, косвенно связанной с оппозиционной деятельностью до середины 1927 г.,
[918] были вывоз на Запад и передача американскому публицисту Максу Истмену текстов ленинских документов – «Письма к съезду» и «К вопросу о национальностях, или об “автономизации”», находившихся в СССР под покровом глубочайшей тайны, так как содержали критику Сталина.
[919] Истмен позже свидетельствовал, правда не упоминая имени Раковского, так как ходили слухи, что он не был убит по приказу Сталина, и имея в виду, что в СССР оставались его родственники: «Текст “Письма к съезду” с надежным курьером был переслан Суварину
[920] в Париж. По моральным и политическим соображениям я был выбран для того, чтобы передать его прессе».
[921] Ленинские документы были опубликованы в газете «Нью-Йорк таймс» 18 октября 1926 г.
[922] Так благодаря Х. Г. Раковскому и М. Истмену появились первые публикации той документальной группы, которую без должных к тому оснований назвали «Завещанием» Ленина. Эта передача привела Сталина в ярость.
[923]
