Раковский внимательно слушал участников этого совещания, несколько раз брал слово, углублял и уточнял основные положения своего доклада.
[1366]
В комнате 214 на Ильинке, 10 – кабинете Раковского – обсуждались и решались многие острые и сложные вопросы развития медицинской науки.
Став заместителем председателя Научного медицинского совета (председателем по должности являлся нарком) и начальником управления научных институтов, Х. Г. Раковский принимал деятельное участие в организационной работе высшей аттестационной комиссии Наркомздрава, которая, согласно постановлению Совнаркома СССР от 13 января 1934 г. «Об ученых степенях и званиях», готовила дела о присуждении ученой степени доктора и кандидата медицинских наук и ученых званий профессора и старшего научного сотрудника.
[1367] А вслед за этим издавались приказы наркома здравоохранения об утверждении в этих ученых степенях и званиях.
Хотя в первые два года работы в Наркомздраве Раковский не входил в состав Высшей квалификационной комиссии, он с самого начала фактически руководил ею. Приказом наркома от 5 июля 1936 г. он наконец был введен в состав комиссии.
[1368] В архивных делах Наркомздрава РСФСР мы встречаем целый ряд материалов о присвоении ученых степеней и званий сотрудникам медицинских вузов и научно-исследовательских институтов в соответствии с решениями этой комиссии.
[1369]
Работа обоих органов, которыми руководил Х. Г. Раковский, была тесно связана, но, судя по архивным материалам, наибольшее внимание он уделял Научному медицинскому совету, который вскоре после его назначения стал именоваться Ученым медицинским советом (УМС) в связи с разработкой, а затем утверждением нового положения об этом совете, в состав которого входили крупнейшие советские врачи-исследователи.
Раковский возглавлял и координировал всю работу по подготовке нового положения. УМС становился высшим консультативным научным медицинским органом, его решения – обязательными для научных медицинских учреждений.
Утвержденное 28 августа 1935 г. наркомом положение определяло функции, состав, организацию работы УМС.
[1370] В том же 1935 г. по предложению Раковского, составленному совместно с профессорами В. М. Броннером и Н. Н. Бурденко, был утвержден состав УМС, в который вошли 158 деятелей медицины.
Коллеги и друзья понимали, что в условиях все более набиравшего с 1936 г. силу сталинского террора каждое неосторожно брошенное слово, особенно по отношению такой одиозной фигуры, каким для сатрапов «вождя» стал бывший оппозиционный лидер, берется на заметку и может оказаться роковым для того, кто его произнес.
И тем не менее видный хирург Н. Н. Бурденко в одном из официальных докладов на заседании совета Научного медицинского общества 1 июня 1936 г. специальный фрагмент посвятил деятельности Х. Г. Раковского, о котором отозвался очень высоко.
[1371] Весьма уважительные ссылки на мнение Раковского мы находим в выступлениях профессоров М. П. Кончаловского, В. Д. Чаклина
[1372] и других. Мужеством со стороны руководства Наркомздрава было награждение Раковского почетной грамотой к 1 мая 1936 г.
[1373]
С некоторыми видными учеными установилась и личная дружба. Тесные взаимные симпатии характеризовали взаимоотношения с Игнатием Николаевичем Казаковым, видным экспериментатором, опыты которого неоднократно обсуждались органами Ученого медицинского совета Наркомздрава. Казаков, болгарин по происхождению, жил в том же доме, что и Раковский, и нередко по вечерам заходил к нему побеседовать. Подчас бывала в доме Раковского и физиолог Лина Соломоновна Штерн, внимательно выслушивавшая его советы и мнения в области организации науки. И. Н. Казаков лечил Раковского созданными им лекарственными препаратами – лизатами
[1374] – продуктами гидролиза различных тканей, которые использовались тогда при самых разных заболеваниях и в целях общего укрепления организма (надежды на терапию лизатами не оправдались, позже они перестали изготовляться и применяться). Как и Плетнев, Казаков станет вскоре подельником Раковского на судебном фарсе 1938 г., а Штерн окажется одной из главных подсудимых на провокационном процессе по делу Еврейского антифашистского комитета уже в начале 50-х годов.
Заседания УМС тщательно готовились, причем Х. Г. Раковский считал необходимым во многих случаях обращаться с личными письмами к учреждениям и лицам, чьи доклады предполагалось заслушивать. 31 марта 1935 г. он просил, например, руководство Центрального туберкулезного института представить доклады по темам «Туберкулез в бытовых условиях отдельных республик СССР» и «Ранние проявления легочного и костного туберкулеза у детей и взрослых и методы их выявления в разных группах населения».
[1375]
Начальник управления научных институтов выполнял массу конкретных заданий Наркомздрава РСФСР по созданию новых исследовательских центров, налаживанию деловой отчетности о научной работе, организации съездов и конференций специалистов отдельных отраслей, повышению квалификации врачей и т. д.
[1376]
Х. Г. Раковский настаивал на своевременной отчетности научных институтов, подготовке диапозитивов, отражающих их работу, а в некоторых случаях выражал обеспокоенность судьбой отдельных больных, порой обращавшихся к нему с соответствующими просьбами.
[1377]
Сохранилась его докладная записка наркому Каминскому от 7 декабря 1935 г. в связи с крайне недостаточным материально-техническим снабжением НИИ – Раковский считал остро необходимым поставить их по крайней мере в равноправное положение с другими медицинскими учреждениями.
[1378] В принципе выступая за преодоление дублирования в научной работе, Раковский отчетливо понимал, что скоропалительные односторонние решения здесь неуместны, что механическое закрытие параллельных тем может привести к монополизации результатов. Когда возник по этому поводу конкретный инцидент в Саратовском венерологическом институте, он предложил компромиссное решение, указав в записке заместителю наркома Гуревичу 11 июня 1936 г. на необходимость дифференцированного подхода к решению вопроса о дублировании в каждом отдельном случае.
[1379]
