Несколько раз он выступал в дискуссии по докладу главного врача Кремлевской больницы М. Б. Кроля по весьма щекотливому, особенно имея в виду его должность, вопросу – о допустимых пределах применения в медицине новых методов лечения и диагностики новых и опасных для здоровья и жизни средств и методов (апрель 1936 г.).
[1394] Решение по этому скользкому вопросу Раковский тщательно редактировал.
[1395]
Немаловажно отметить, что обсуждение вопроса, связанного с операцией аборта, происходило вскоре после того, как в печати «для обсуждения трудящимися» был опубликован заранее предназначенный для принятия без каких бы то ни было изменений антигуманный, по существу своему средневековый законопроект о запрещении абортов и суровых наказаниях за него как для врачей, нелегально проводивших таковую операцию, так и для женщин, решившихся избавиться от плода.
[1396]
В выступлении на заседании президиума УМС 14 июня 1936 г. Раковский был вынужден поддержать запрещение социальных абортов, то есть тех, которые не были вызваны состоянием здоровья женщины. Но эта поддержка была весьма своеобразной: она сопровождалась оговорками, цель которых состояла в ограничении негативных последствий этого акта. Раковский подчеркнул, что необходимо добиваться не только повышения рождаемости, но и роста здорового населения. Он ставил вопрос, в какой мере представленные на заседание медицинские показания для аборта охватывали все те случаи, где медицинская наука в интересах матери требует оперативного вмешательства.
[1397] Подводя же итоги обсуждения, вяло и нетвердо пытаясь обосновать запрещение социальных абортов, Раковский в явном противоречии с этим уверенно и справедливо указывал на необходимость защиты женщины, предоставления ей гарантий безвредности беременности.
[1398] Комментируя прения на этом заседании, корреспондент «Известий», явно сочувствуя позиции оратора, выделял его слова о том, насколько важно подходить к законопроекту в единстве медицинского и социального факторов, добиться того, чтобы защитить живого человека, а не букву инструкции.
[1399]
Значительное внимание уделялось применению в медицине методов и достижений смежных научных отраслей. 22 мая 1935 г. на заседании УМС под председательством Х. Г. Раковского был заслушан доклад известного физика академика П. П. Лазарева о внедрении биофизической методики в клинику и о преподавании биофизики в медицинских институтах и институтах усовершенствования врачей. Верно оценив перспективность нового направления, Раковский после доклада отметил необходимость развития биофизических и биохимических исследований для разработки проблем физиологии и внес ряд предложений о преподавании биофизики.
[1400] Вскоре доклад П. П. Лазарева «Физика в современной физиотерапии» был поставлен в качестве основного на III Всесоюзном съезде физиотерапевтов.
[1401] Несколько позже, в апреле 1936 г., президиум УМС заслушал доклад Л. С. Штерн «Современное состояние физиологической химии в СССР». Обобщая прения по ее докладу, Раковский сконцентрировал внимание на необходимости форсированного развития биохимических исследований.
[1402] В 1936 г. под руководством Раковского был проведен конкурс на лучшую работу по санитарной статистике.
[1403]
Дважды дебатировался такой сложный и острый вопрос, как медицинская ошибка. В первый раз его обсуждало бюро УМС 9 декабря 1935 г. в связи с конкретным случаем. В своем выступлении Раковский обратил внимание на чрезвычайную длительность прохождения дела, на то, что его рассмотрение задерживалось во всех инстанциях, говорил о необходимости сделать из этого общие выводы.
[1404] Фактически в этом выступлении содержалась лишь несколько завуалированная критика бюрократической системы применительно к той ее части, которая утверждалась или уже утвердилась в здравоохранении.
Учитывая актуальность вопроса, он был поставлен на заседание сессии совета в мае 1936 г. Раковский произнес вступительное слово, в котором решительно отверг фаталистический подход, сводившийся к тому, что ошибка – это роковая неизбежность врачебной профессии. В выступлении был нарисован яркий образ высокопрофессионального врача-гуманиста, и этот образ в полной мере соответствовал внутреннему настрою самого оратора: «При прочих равных условиях врач, который знает свою профессию, который понимает свое дело, врач, который умеет правильно выписать лекарство, который относится к больному чутко, который переживает с больным… который испытывает то, что французы называют “лезерр”, то есть внутренние терзания, врач, который внимательно относится к больному, совершит гораздо меньше ошибок, чем при тех же условиях врач, у которого эти качества отсутствуют».
[1405]
Во многих выступлениях Х. Г. Раковский касался такого важного вопроса, как использование передового зарубежного опыта. Надо сказать, что в то время в моду еще не вошло великодержавное стремление отгородиться железной стеной от капиталистического Запада, восхвалять все отечественное, искать обязательные «приоритеты» в русской науке. Такое «открытие» Сталину еще только предстояло совершить. Так что искать здесь какой-то особой смелости или принципиальности было бы неверно. Тем не менее Раковскому было свойственно, скорее всего в большей степени, чем другим деятелям советской медицины, в силу его прошлых широких международных связей, особенностей культурных навыков, политического кругозора и подлинного космополитизма понимание отставания советской медицины, необходимости учиться у зарубежной медицинской науки и практики.
Можно лишь поражаться тому, как интенсивно следил Христиан Георгиевич за иностранной литературой, течениями и тенденциями зарубежной медицинской мысли. Не для красного словца, а в интересах дела он в выступлениях на пленумах и в других органах УМС многократно ссылался на труды английских, французских, немецких, американских медиков, на традиции и опыт здравоохранения этих стран, причем, и это особенно интересно, «социальный фактор» никогда в этих выступлениях не фигурировал. Речь шла, например, о работах француза Вассе о вирулентности микробов.
[1406] Или, обосновывая план работы УМС, Раковский обращал внимание, что при просмотре иностранных журналов видно, как за границей интересуются проблемами гипертонии, и этот вопрос поставлен на обсуждение ближайшего международного конгресса хирургов.
[1407] Возвращаясь к этому же вопросу в другой раз, Раковский отмечал работы испанских ученых Марана и Добенека о роли гипофиза в регулировании кровяного давления.
[1408] Он указывал на повышенный интерес за рубежом к биологическому действию тяжелых металлов и рекомендовал созвать специальное совещание по этой проблеме (соображения по этому вопросу было поручено подготовить Л. С. Штерн).
[1409]
