Точное место расстрела обнаружить не удалось.
Заключение
«Гробницы – не глупость, не иллюзия, а нравственное деяние, с помощью которого обеспечивается символическое бессмертие трудов человеческих, что и после смерти живут в наших воспоминаниях, и будут жить в грядущем», – писал итальянский философ Бенедетто Кроче,
[1657] вкладывая в эту ремарку и прямой и переносный смысл, который в полной мере можно отнести и к нашему герою.
Ныне доброе имя Христиана Георгиевича Раковского возвращено не только болгарскому и румынскому народам, но и народам Украины и России.
В течение многих лет попытки общественности, родных и близких осужденных по процессу «правотроцкистского блока», как и по ряду других процессов 1936–1938 гг., добиться их реабилитации оставались без ответа (реабилитированы были лишь отдельные жертвы этих процессов).
До самой смерти Сталина Х. Г. Раковского, как и других расстрелянных или умерших в заключении бывших «троцкистов» и «правых», продолжали в официальной пропаганде клеймить в духе «Краткого курса истории ВКП(б)», лживой и омерзительной от начала до конца книги, изливавшей сталинскую желчь на заброшенные и никому не известные могилы бывших оппонентов кровавого диктатора. Здесь Троцкого, Раковского, Радека, Крестинского, Сокольникова и других, да и вообще всех, приговоренных по процессам 1936–1938 гг., называли «врагами народа, шпионами, завербованными иностранной разведкой», подонками, белогвардейскими пигмеями, белогвардейскими козявками, ничтожными лакеями фашистов.
[1658]
Поистине эта жалкая писанина заслуживала бы переиздания как символ сталинизма и суровое предостережение современному поколению, не чуждающемуся оправдывать Сталина как «строгого хозяина» и «эффективного менеджера», наведшего порядок в стране. В качестве зловещего курьеза отметим, что в соответствующий том Большой советской энциклопедии, вышедший в 1941 г., на всякий случай, чтобы не вызывать ассоциаций, не включили даже статьи о великом болгарском революционере XIX в. Г. С. Раковском, предке Христиана Георгиевича.
[1659]
Но и после 1953 г., когда «Краткий курс» перестал быть своего рода «Библией», руководители «троцкистско-зиновьевского блока» и «бухаринской группы» продолжали еще в течение почти 35 лет рассматриваться как враги партии и советской власти. А отголоски таковых оценок, правда в отношении других партийных деятелей, слышны были и позже. Чем, как не пережитками сталинщины, являются высказывания доктора исторических наук Дмитрия Шелестова в отношении Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, опубликованные в 1989 г.? Этот автор позволил себе в отношении Зиновьева следующее оскорбительное, бездоказательное, по существу дела клеветническое утверждение, являвшееся одновременно клеветой на всю оппозицию второй половины 20-х годов, в том числе на Х. Г. Раковского: «Борясь в 1923–1924 годах с большевистских позиций против Троцкого, он после поражения на XIV съезде сблокировался в 1926 году с ним, оказался в числе тех деятелей, чья мелкобуржуазная натура (! – Авт.) взяла верх, и они повели себя фракционно (! – Авт.). На исходе 1927 года XV съезд ВКП(б) исключил его и других активных оппозиционеров из партии».
[1660] О Л. Б. Каменеве этот же автор написал: «Именно политиканство и привело его в конечном счете к политическому краху».
[1661]
Или другой пример. Вышедшая в 1991 г. книга И. Дойчера о Л. Д. Троцком сопровождена комментариями и послесловием доктора исторических наук Н. А. Васецкого, который в 90-х годах издал несколько книг и много статей, где с явно догматических позицией «реального социализма» и апологии КПСС бездоказательно критикует Троцкого и «троцкистов». Не изменил он этой манере и здесь. Послесловие Васецкого пронизывает пренебрежительное отношение к Троцкому и оппозиции второй половины 20-х годов. Без каких-либо аргументов автор повторяет стереотипные утверждения сталинистов о том, что Троцкий якобы «отрицал возможность построения изолированного социалистического дома» и в соответствии с теорией перманентной революции делал ставку на «раздувание пожара мировой революции».
[1662] Иначе говоря, Васецкий пытался противопоставить Троцкого не только Ленину, но и «большинству ЦК» конца 20-х годов, полагая, что последнее, то есть Сталин и его группа, проводило ленинский курс.
Попытки реабилитации всех осужденных по процессу «правотроцкистского блока» были предприняты в 1957 г. и затем вновь в 1961 г. Однако под давлением консервативных сил Н. С. Хрущев занял половинчатую позицию: из 21 осужденного на этом процессе более половины, в том числе Х. Г. Раковский, были реабилитированы еще только через 30 лет.
Много усилий для выяснения судьбы Х. Г. Раковского приложил его внучатый племянник Христиан Валерианович Раковский. В частности, его интересовали хотя бы те немногие сведения о судьбе деда Христиана Георгиевича, бабушки Анны Георгиевны и отца Валериана Павловича, которые все еще сохранялись в архивах КГБ, генеральной прокуратуры и всевозможных иных учреждений, между которыми в 60-х годах ХХ столетия даже завязалась соответствующая переписка.
[1663] При этом Х. В. Раковский сообщал в названные инстанции отрывочные сведения о деде, которые сохранились в памяти членов семьи. Частично искаженные, они тем не менее содержали глубокое уважение к памяти Христиана Георгиевича, которое не могли стереть даже многолетние злобные инсинуации по его адресу.
Увы, трагической была судьба всей семьи Раковских. Александрину видели в 1937 г. в Бутырской тюрьме.
[1664] Через некоторое время она была освобождена, однако в 1943 г. вновь арестована и отправлена в концлагерь, где и погибла. Приемная дочь Елена Христиановна Ауэрбах (она носила фамилию своего второго мужа), работавшая в Наркоминделе СССР, сразу же после ареста отчима была оттуда уволена. В течение нескольких лет после этого она являлась секретарем выдающегося режиссера Ю. А. Завадского. Но и она была арестована в 1948 г., просидела в застенках шесть лет. После освобождения Е. Х. Ауэрбах возобновила работу у Завадского, редактировала его книги, некоторое время жила в семье Завадских.
[1665] В начале 60-х годов она переехала в Бухарест и вскоре рассказала известному ученому П. Константинеску-Яшь, знавшему Раковского еще до Первой мировой войны, все то, что ей было известно о последних годах жизни отчима.
[1666]
