24–25 мая переговоры были продолжены. Теперь Раковский фигурировал уже как «уполномоченный» России, председатель делегации, а Мануильский – как «полномочный член делегации».
[204] И в письменной, и в устной форме С. П. Шелухин настаивал, чтобы российская делегация затребовала новых полномочий, пока же предлагал наметить план работы, выдвинуть требования и пожелания, но до получения новых полномочий не брать на себя обязательств. Кроме того, украинцам якобы не было ясно, какой договор намерена заключить Россия – торговый, железнодорожный или какой-то иной. Здесь Шелухин явно лукавил, ибо заведомо было известно, что речь прежде всего идет об установлении мирных межгосударственных отношений между обеими странами.
На этот раз Раковский вел себя спокойнее, опыт его рос не по дням, а по часам. Он немедленно обнаружил хитрость партнера и пространно разъяснил, что российская делегация настаивает на ведении в первую очередь переговоров о перемирии. Шелухин дал согласие. Оба руководителя делегаций обменялись обвинениями в империалистических тенденциях. Раковский выразил несогласие с демаркационной линией, предложенной украинцами: она, мол, продвинута на десятки километров вперед от линии перемирия. Он потребовал оглашения протоколов заседаний не только на украинском, но и на русском языках, выработки их текстов совместно с секретариатом советской делегации. В целом, таким образом, первая дипломатическая контратака Раковского принесла ему некоторый успех.
[205]
На этом заседании Раковский в письменной форме представил определение советской федерации, исходившее из того, что РСФСР является «единым государством, включающим в себя территории всех советов рабочих и крестьян. Местные уездные, губернские и областные советы являются самостоятельными в области внутреннего управления и по всем вопросам, которые не относятся ко всей федерации в целом».
[206] Не трудно заметить, насколько абстрактным, не учитывавшим реалий советского управления, большевистской диктатуры, начинавшейся гражданской войны, было это определение. Оно соответствовало классическим стандартам федерации, причем федерации территориальной, а не национальной, и Раковский, по-видимому, искренне верил в перспективную реальность таковой для Советской республики. Во всяком случае, его государственная деятельность в следующие годы, его участие в оппозиционном движении второй половины 20-х – первой половины 30-х годов свидетельствуют именно об этом, хотя позже его федеративные идеи существенно обогатились национальным содержанием. По окончании заседания Раковский отправил телеграмму Чичерину. Он просил прислать экстренным курьером новые полномочия, необходимый текст которых был тут же сообщен.
[207]
27 мая начались непосредственные переговоры о перемирии. Наиболее острые споры возникли по вопросу о демаркационной линии. Шелухин вновь атаковал. Он потребовал проведения демаркационной линии через определенные пункты, проходившие севернее от фактического размещения войск, и передал карту с ее обозначением, потребовал возвращения забранных из Украины железнодорожных вагонов и паровозов, репатриации украинцев с российской территории. Раковский на этот раз, как и в дальнейшем, проводил компромиссную линию. Не возражая по существу против украинских требований, он предложил произвести обмен военнопленными и другими гражданами обеих стран и заявил, что у России также есть претензии к Украине по поводу различных грузов, не детализируя, впрочем, о чем именно шла речь.
В оценках общественности в конце мая – в значительной степени в результате смягчения позиции российской делегации, свободного общения Раковского в Киеве с представителями различных украинских кругов – наметился некоторый поворот в пользу партнера Украины по переговорам, проявлением чего было опубликование в социал-демократическом печатном органе редакционной статьи с критикой неуступчивости украинской делегации.
[208]
Эта неуступчивость, а подчас и выдвижение ультимативных требований объяснялись тем, что украинское правительство стремилось максимально использовать крайне трудное международное и внутреннее положение Советской республики, правительство которой после так называемого «триумфального шествия Советской власти» в конце 1917 – начале 1918 г., которое и тогда не было столь уж всеобщим, постепенно утрачивало контроль над все новыми территориями, где провозглашалась власть разного рода местных правительств. Одной из таких территорий стало Всевеликое Войско Донское, казачье государство во главе со своим высшим органом – Войсковым кругом, провозглашенное в конце апреля 1918 г. в Новочеркасске. Атаманом этого образования стал генерал П. Н. Краснов. 21 мая правительство Краснова послало ноту Украинской Державе в связи с ее переговорами с Россией – гетмана информировали, что Дон является не частью Советской республики, а суверенным государством, находящимся с ее правительством в состоянии войны.
[209] Гетманское правительство вступило в официальные отношения с атаманом, что негативно повлияло на переговоры в Киеве.
30 мая Раковский вручил Шелухину новые полномочия советской делегации, текст гласил: «Российская Федеративная Социалистическая Советская Республика 27 апреля с. г. назначила товарища Христиана Георгиевича Раковского полномочным представителем для ведения в Киеве переговоров, начинающихся с 22 мая с. г. с уполномоченным Украинской Державы о заключении мирного договора между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и Украинской Державой и для подписания как актов переговоров, так и мирного договора».
[210]
На следующий день на заседании разгорелся вновь, казалось, уже решенный самим фактом вступления в переговоры спор о самостоятельности Украинского государства. Видимо, с новыми полномочиями Раковский получил и новые инструкции, требовавшие твердой линии. Молодой (не по возрасту, а по стажу) дипломат настаивал теперь, чтобы совместно принимаемые документы не предрешали существования Украины как независимого и суверенного государства – это, мол, предмет самих переговоров. «Известен тот факт, – говорил Раковский, – что Украина еще несколько месяцев тому назад не существовала для всех, а до настоящего момента, до того, пока мы в договор не внесем наше признание… она не обладает и для нас в международных юридических отношениях вполне определенной юридической индивидуальностью».
Шелухин занял в этом вопросе вполне естественную твердую позицию. «Мы в вашем признании не нуждаемся», – даже заявил он, разумеется, кривя душой, ибо как опытный юрист отлично понимал, что каждое независимое государство нуждается в признании соседей. Независимость Украины для переговоров с Россией, продолжал он, – это condicio sine qua non (безоговорочное условие).
