Наряду с анализом различных тенденций в этой области, значительное внимание было уделено доказательствам подложности «письма Зиновьева» британским коммунистам и причинам, по которым общественное мнение Великобритании поверило этому сомнительному документу. Надо, правда, сказать, что об основной причине – реальном вмешательстве советских официальных лиц во внутренние дела других стран через Коминтерн – в лекции и брошюре ничего сказано не было. Но Раковский признал, что в английском обществе разразилась буря недовольства действиями СССР.
Что же касается второй лекции, то она особенно примечательна была тем, что лектор отнюдь не предрекал гибели капитализма в близко обозримом будущем. Лекция и написанная на ее основе брошюра свидетельствуют о реалистических, существенно выделявшихся в то время оценках капитализма, не свойственных ни сталинской группе, ни ведущим оппозиционным деятелям.
[675]
Раковский начал с того, что отверг автоматизм в развитии кризисных явлений, а затем проанализировал стабилизационные процессы, происходившие в главных капиталистических странах. «Было бы чрезвычайно ошибочным представлять себе этот кризис как некую прямую линию, по которой капитализм автоматически идет ускоренным темпом к своему провалу».
[676] Более того. В прямой противоположности с бытовавшими догмами о неизбежности мировой революции, насильственном свержении капиталистического строя и т. п. Раковский предвидел возможность поливариантного развития истории.
Выразительным диссонансом по отношению к революционной фразеологии, свойственной в то время как Сталину и его приверженцам, так и готовившемуся к переходу в оппозицию Зиновьеву, звучало заключение лекции: «Если капитализму суждено умереть, то от этого, будем мы или нет, положение не изменится. Если капитализм должен продолжить свое существование, то он должен подвергнуться общему историческому закону, что всякий режим, который восстанавливает против себя интересы масс собственной или другой страны, – такой режим должен умереть».
[677] Как не видеть здесь прогноза о возможности саморегулирования капитализма и в то же время складывавшегося намека на антинародный режим в СССР?! Капитализм имеет достаточно ресурсов, полагал он, чтобы заштопать свои дыры, залечить раны и пуститься в дальнейшее плавание. В лекции содержалось осторожное предположение о возможности такой внутренней самоперестройки капитализма, которая приведет к возникновению государства всеобщего благосостояния.
Так Раковский вновь и вновь демонстрировал свою неординарность в большевистско-советском стане.
5. На пути к перемещению в Париж
На протяжении двух лет работы Х. Г. Раковского в Великобритании он внутренне тяготел к соседней стране, отделенной лишь нешироким проливом, с которой была связана его юность.
Выполняя общие директивы Москвы и в то же время проявляя инициативу, находчивость и настойчивость, Раковский уже в первые месяцы своей полпредской деятельности стал устанавливать контакты с представителями различных французских кругов для выяснения позиций по отношению к СССР и в то же время с тем, чтобы стимулировать их к официальному признанию. Одновременно Раковский проявлял глубокий интерес к экономической и политической обстановке во Франции, изучал ее место на международной арене.
Он приходил к выводу, что положение Франции в Европе существенно меняется в связи с провалом «рурской авантюры» – оккупацией Рурской области Германии с целью заставить ее своевременно платить репарации. Раковский полагал, что положение стоявшего у власти Национального блока пошатнулось, что возможен досрочный уход в отставку президента А. Мильерана, что «одним из вопросов, который должен вызвать его отставку, если он будет продолжать упорствовать, явится вопрос о признании России».
[678]
Раковскому приходилось уточнять и оттачивать аргументацию в пользу сближения с Францией. Он сам вырабатывал некоторые новые моменты и чутко прислушивался к мнению коллег, особенно Чичерина. Он писал Чичерину 8 февраля 1924 г.: «Я вполне разделяю Вашу точку зрения, что мы с нашими многообразными и сложными вопросами и с нашей сложной структурой не можем, конечно, ставить ставку на одно государство. Мы должны восстановить наши отношения со всеми государствами, и когда я, не без известного успеха, в своих переговорах здесь использовал антифранцузский аргумент, говоря, что принципиальное признание долгов будет в интересах не Англии, а Франции и что оно повлечет за собой автоматическое восстановление франко-русского союза, что такая политика была объяснима, когда Франция шла вместе с Англией, но она потеряла всякое значение с момента занятия Рура и т. д., – я в то же самое время прибавлял: конечно, мы и с Францией желаем восстановить наши отношения».
[679]
В январе 1924 г. западноевропейскую прессу облетел слух, что предстоят официальные переговоры между Францией и СССР и вести их будет Раковский.
[680] Непосредственно этот слух не подтвердился, но само упоминание имени советского полпреда в Лондоне в данной связи было симптоматичным.
Х. Г. Раковский охотно знакомился с ответственными французскими государственными деятелями и, как правило, производил на них благоприятное впечатление. Жозеф Поль-Бонкур, видный дипломат, неоднократно занимавший министерские посты, в том числе министра иностранных дел, встречавшийся с Раковским в 1925 г., через много лет писал: «Я не знаю, столь ли музыкален Раковский, как он эрудирован и образован; этот советской посол, который, как говорят, терроризировал Украину, демонстрирует большую культуру, что делает его одним из самых приятных собеседников, которых я когда-либо встречал в кругах дипломатов, начиная с французских, где в них никогда не было недостатка».
[681]
В контактах с ответственными деятелями Франции Раковский пользовался посредничеством некоего француза, который был вхож в различные круги и выполнял всевозможные деликатные поручения, являлся своего рода агентом влияния. Даже в секретных бумагах Раковский остерегался называть его имя. Не удалось его выяснить и авторам настоящей работы. Так он и остался «толстяком», который фигурировал в донесениях в Москву.
8 февраля 1924 г. Раковский писал Чичерину: «У меня был известный Вам толстяк, но не граф, а тот, который в Берлине устроил Вам встречу с известным французским деятелем. Он дал мне информацию об общем политическом положении».
[682] По поручению Раковского «толстяк» посетил в Лондоне посла Сент-Олера и предложил ему устроить обед с участием советского полпреда. Хотя посол уклонился от этой встречи в связи с отсутствием франко-советских дипломатических отношений, этот демарш был полезен: Сент-Олер вспомнил антивоенную деятельность Раковского в Румынии, его освобождение русскими солдатами из заключения в Яссах, так как во время войны он был дипломатическим представителем Франции в Румынии и как раз в апреле – мае 1917 г. находился в Яссах.
[683]
