– Ясно, – прервала его Пчелинцева. – Подождите. Я сейчас доложу.
Минуты через две резко и требовательно зазвонил телефон.
– Корнель? Добрый день, Павел Иванович! – Павел узнал низкий, глуховатый голос Гольденштейна. – Что у вас там стряслось?
– Пришел посетитель. Настаивает на встрече с вами, Ефим Соломонович.
– Понятно! Слушай внимательно! Попроси всех наших удалиться, чтобы его не видели. Создай все условия, дай ему бумагу и ручку. Пусть пока напишет, что он хочет сообщить. В общем, создай ему условия и пока не трогай его расспросами. Я освобожусь минут через тридцать-сорок. Понял?
– Так точно! – по привычке быстро ответил Павел, и резидент положил трубку.
Корнель вернулся в комнату приемов.
– Чаю хотите? – спросил он у немца.
– Потом, – ответил тот.
Тогда Павел положил перед ним на стол бумагу, перо, пододвинул чернильницу и попросил изложить свои данные, а также то, что он хотел бы довести до сведенья руководства. Выглянув из кабинета, он крикнул Васильеву, чтобы тот приготовил чаю.
Между тем немец начал что-то писать; пальцы у него были короткими с плохо обрезанными ногтями. Время от времени он останавливался, нервно покусывал губы, думал и снова принимался писать.
Через минут тридцать, как и обещал, в комнату быстро вошел резидент – невысокий, коренастый, с волнистой рыжеватой шевелюрой. Подойдя к столу он, бегло взглянув на посетителя, взял исписанный им лист бумаги, стоя быстро его прочитал и, сев на место Павла, сказал:
– Так, значит, вы Эрнст Кур! Бывший сотрудник контрразведывательного отделения, или, как вы называете «абвера», полицай-президиума! Интересно! Что вы хотели? И почему именно со мной хотите беседовать? – его голубые, с сероватым оттенком глаза требовательно уставились на немца.
– Мои друзья знают вас, – отрывисто начал Кур. – Они знают, что вы руководитель, поэтому я решил обратиться именно к вам! – он остановился, ожидая реакции Гольденштейна.
– Так, так, говорите! Я вас внимательно слушаю, – подтолкнул его резидент, подвижное лицо которого с прямым носом и выпуклым лбом оставалось невозмутимым.
– Я хочу предложить вам свои услуги как бывший полицейский чиновник! Естественно, за плату!
– Вы что, сейчас без работы?
– Да, уже несколько лет как я уволился из полицай-президиума. Не поладил с руководством! Сейчас перебиваюсь случайными заработками, да иногда помогают старые друзья.
– Понятно. Чем вы можете помочь нам?
– Я думаю, мог бы наводить справки на интересующих вас лиц, при необходимости мог бы вести разработки. Все, что смогу, все буду делать.
– Ну а подробней что можете о себе рассказать? – спросил Гольденштейн.
– Извольте. В полиции с 1904 года. Поступил в Берлине, служил в Данциге, Эссене, потом опять вернулся в Берлин. Последние годы был в контрразведывательном отделении полицай-президиума Берлина в чине криминал-обервахмистра
[2]. За служебный проступок был уволен без права на пенсию. Стал перебиваться случайными заработками, – он замолчал.
– И что было дальше?
– Я всегда любил живопись, – продолжил Кур. – Хотел стать художником. Но средств на обучение живописи не было, поэтому пришлось стать простым маляром. Красил крыши. Потом друзья из полиции подсказали, что у вас, в посольстве, можно получить работу.
– Кем же, маляром? – улыбнулся Гольденштейн.
– Нет, зачем, думаю, вам лучше использовать мой опыт полицейского, – Кур замолчал и, прищурясь, выжидательно смотрел на резидента.
– А вы могли бы возобновить контакты с вашими прежними сослуживцами? – подключился к беседе Павел.
– Думаю, что мог бы. Они охотно со мной болтают, главное только умело направить разговор в нужное русло.
– Ну хорошо! – Гольденштейн на минуту задумался, видимо размышляя над решением, потом сказал: – Сейчас я не могу вам ничего обещать. Нам нужно подумать, посоветоваться. Сделаем так: через неделю он, – резидент кивнул головой на Павла, – позвонит вам и укажет место, где вы сможете встретиться и все обговорить. А пока – до свидания, всего доброго и… спасибо за предложение! – он встал и крепко пожал немцу руку.
Кур явно не ожидал такого окончания разговора. Он растерянно посмотрел вокруг себя, видимо не решаясь расставаться с людьми, от которых ожидал большего.
– Павел Иванович! Проводи гостя! – предложил Гольденштейн.
Павел взял плащ немца и жестом руки показал ему в сторону двери. Кур молча надел плащ и вышел.
Когда Павел вернулся, Гольдештейн, потирая маленькие пухловатые руки, расхаживал по кабинету.
– Ты извини, у вас перекусить чего-нибудь не найдется? – спросил он.
Корнель быстро достал приготовленные Васильевым для немца бутерброды, налил в стакан чаю. Пока резидент ел, он, присев сбоку, стал рассказывать о том, что им было проделано за последнее время, а потом остановился на визите Кура. Гольденштейн слушал, изредка задавал уточняющие вопросы, его красивое лицо оставалось спокойным. Лишь когда речь пошла о необычном посетителе, он оживился и попросил все повторить в подробностях.
Гольденштейн – оперативный псевдоним «Доктор», он же «Александр» – был тем самым человеком, чье мнение и чьи советы в процессе разведывательной работы, без сомнения, интересовали Корнеля, впрочем, как и других оперативников. Член РСДРП с 1900 года, Гольденштейн был одним из самых опытных и заслуженных работников Иностранного отдела ОГПУ. До перевода в Германию он много лет проработал на Балканах и Ближнем Востоке и в настоящее время, помимо резидентуры в Германии, руководил из Берлина работой агентурных сетей во Франции и Англии, не забывая при этом своих старых знакомых на Ближнем Востоке. Резидентура в Берлине поддерживала строго конспиративную связь с руководством Германской коммунистической партии и помогала ему материально.
«Доктор» обладал редкостным талантом делать правильные выводы из минимума данных. Осмысливая факты, он нередко по какой-нибудь частности приходил к весьма неожиданному умозаключению и, как правило, не ошибался. Поэтому Павел обстоятельно, до мелочей изложил ему все, в том числе и свои сомнения относительно версии посетителя, и, закончив, приготовился внимательно слушать.
Тем временем Гольденштейн, доев бутерброд, закурил. Наконец он заговорил, как всегда тихо и неторопливо.
– Да, возможно, посетитель провокатор. Настораживает то обстоятельство, что он настаивал на встрече именно со мной.
– И вел он себя необычно, – заметил Корнель. – Как-то уж очень развязно и цинично.
– А может, сильно нервничал? Он действительно давно мог сидеть без работы и поэтому проявлял такую настойчивость, – тихо и неторопливо рассуждал Гольденштейн. – М-да, есть над чем подумать…
