Предприятие Петрика было для гетмана крайне несвоевременно. Еще на рождественской старшинской раде совместно с царскими послами он разработал проект похода. Предполагалось в итоге взять Очаков, но сперва захватить турецкие крепости на Днепре, прежде всего Кизикирмен. Для этого планировалось выступить в мае авангардным отрядам казаков и занять переправу через Днепр. Основные силы с осадной техникой, опытными инженерами должны были идти на турецкие крепости двумя группами: одна в лодках по Днепру, другая правым берегом. Предполагалось, что запорожцы заблокируют своим флотом Буго-Днепровский лиман и окажут содействие всей кампании.
Из-за восстания Петрика военные планы пришлось отложить. В марте был предпринят только небольшой поход на Очаков. Казаки ограничились тем, что сожгли посады, захватили пленных и скот. А в мае крымская орда с Петриком уже подошла к Чигирину. Против нее гетман направил Новицкого.
Понимая, что нужно искать союзников, Петрик направился в Сечь. Кошевому он заявил, что Полтавский и Миргородский полки ему сразу сдадутся, после чего они побьют Мазепу, панов и арендаторов, изберут нового гетмана и установят в Войске Запорожском такие вольности, «как были при Богдане Хмельницком». Петрик кричал, что если они теперь «из-под ига московского не выбьются», то в дальнейшем это будет еще труднее сделать
[318]. На запорожцев это, однако, не слишком подействовало. Они скинули кошевого, потакавшего Петрику, и к походу присоединилось только 500 человек
[319].
Для Петрика поддержка запорожцев была крайне важна. Он прибегал к любым уловкам, чтобы убедить их передумать и отправиться вместе с ним. Летом 1692 года он заявил, что якобы получил письма от Мазепы, в которых тот обещал при приближении сторонников Петрика к Самаре соединиться с ними и идти на Москву
[320]. Хитрый новый кошевой Иван Гусак заметил, что человек, вдруг приехавший к Петрику «с письмами от гетмана», был на самом деле их старым запорожским вором, имевшим обыкновение совершать кражи по куреням. И вообще, если бы Мазепе действительно понадобилась защита от Москвы, то он написал бы напрямую Низовому войску, «а не к тому дураку» (то есть Петрику)
[321]. Кошевой старался узнать наверняка, стоят ли за Петриком какие-нибудь авторитетные силы или это просто авантюрист, ищущий удачи. Он требовал, чтобы Петрик показал ему письма Мазепы или хотя бы присягнул, что таковые имеет. В конечном счете тот признался, что никаких писем у него нет «и нихто его на то дело как из старших, так и из менших не наговаривал», а на союз с татарами решился он «своим разумом»
[322].
Получив эти сведения, кошевой через посыльного Мазепы передал свою рекомендацию: покоя в Гетманщине не будет, пока гетман не отсечет головы троим — первому Полуботку, второму Михайле Галицкому, а третьему — «что всегда при нем живет, сам додумается кто». Был у Ивана Гусака и план, как попытаться захватить Петрика
[323]. Разумеется, такая «добрая воля» без благодарности со стороны Мазепы не осталась. Он послал кошевому подарки, а всем запорожцам — похвальное слово, что «бусурманским прелестям и плута изменника Петрика обманом не дают веры»
[324].
Правда, осведомитель гетмана предупреждал, что среди запорожцев наметился раскол. «Голытьба» выражала несогласие с позицией кошевого и явно склонялась к поддержке предприятия Петрика
[325]. Перспектива совместного с Мазепой похода на турецкие крепости прельщала многих запорожцев. Но, с другой стороны, в Запорожье всегда были сильны анархические лозунги и ненависть к зажиточным реестровым казакам.
Таким образом, Мазепе удалось внести разлад в ряды своих недоброжелателей. Успешные походы на татар, предпринятые гетманом, поражение оппозиции (к этому времени «дело Соломона» было завершено) и твердая поддержка со стороны Петра убеждали в силе положения Ивана Степановича. И то, что Запорожье не пошло за Петриком, — было его большой победой.
Кого же имел в виду Гусак под третьим недоброжелателем Мазепы (помимо Полуботка и Михайла Галицкого)? В те же дни личный информатор предостерегал Мазепу, чтобы «ваша вельможность от своих близких некоторых имел осторожность»
[326]. Скорее всего, речь шла о Кочубее. Его имя как главного вдохновителя Петрика мелькает в десятках сообщений, которые получали как русские воеводы, так и сам гетман.
Мазепа трезво оценивал ситуацию и понимал, что среди старшин у него было множество завистников и соперников. Райча, Полуботок, Галицкий — все это были влиятельные люди из старого окружения Самойловича, на чьих глазах он превратился из пленника в гетмана. Они никак не могли смириться с таким ходом событий. Но Кочубей — другое дело. Тот сам попал на Левобережье от Дорошенко. Они вместе участвовали в заговоре против Самойловича. Став гетманом, Мазепа осыпал Кочубея пожалованиями, считал доверенным человеком, делился с ним своими переживаниями по случаю навета Соломона. Как оказалось, все было напрасно, и Кочубей все равно мечтал о булаве.
Всегда сдержанный гетман, хранящий свои эмоции в глубине души, не выдержал. Летом 1692 года, на обеде у стародубского полковника Миклашевского, когда стало известно, что Петрик прикрывается его именем и представляет запорожцам якобы написанные им, Мазепой, листы, Иван Степанович вскочил и начал бить Кочубея, обвиняя его в сговоре с Петриком. Правда, он тут же опомнился, помчался к русскому воеводе Батурину, рассказал о происшествии. Кочубей со своей стороны категорически отрицал все обвинения и обратился за помощью к киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому, прекрасно зная, в каких отношениях тот был с гетманом. Ясинский выступил в роли посредника
[327]. Русские тоже советовали помириться с Кочубеем. Так как прямых доказательств вины генерального писаря у Мазепы не было, он счел за лучшее помириться с ним. Начинать открытую войну с влиятельными полтавцами, когда и так внутреннее положение было чрезвычайно напряженным, гетман не мог. В письме к Петру он смиренно писал, что злобная клевета Петрика — кара Божья «за некие грехи мои», и только выражал надежду, что «премудрое величество» не даст веры ложным доносам.
Примкнувшие к Петрику запорожцы и его сторонники провели раду, на которой провозгласили его гетманом. Клейноды — булаву, бунчук и хоругвь — ему дал Калгасалтан. Приняв титул гетмана, Петрик назначил трех полковников и шесть сотников
[328]. Затем они направились на реку Самару (левый приток Днепра).
