Женщина настаивает, что проводит Его до дому. Она уверяет, что тоже живет в Бжежне, в нескольких улицах от Него, рядом со школой. Он, смущенный, отказывается, твердит, что это всего лишь царапина и Он чувствует себя прекрасно. Просто мелкая травма. Потом все-таки соглашается. Женщина очаровательна. Ей около двадцати лет — она могла бы быть Его студенткой. Длинные, темно-каштановые волосы, падающие на плечи. Огромные карие глаза. Синяя водолазка туго натянута большой грудью — это видно под расстегнутым пальто. Почти черные тесные джинсы. Говорит она тихим, спокойным, совсем девичьим голоском. По дороге к Его дому рана на лбу снова начинает кровоточить. Женщина замечает, что они идут мимо здания ветеринарной клиники. Она прививала там своего пса от бешенства. К тому же ветеринар — добрый знакомый ее отца. У них там должны быть перевязочные средства. Они заходят в приемную, в которой полно людей с собаками и кошками. Ветеринар, пожилой горбатый мужчина, сразу ее узнает. В кабинете осматривает рану на Его лбу — ее обязательно надо зашивать. Хотя бы для того, чтобы уменьшить будущий шрам. Даже не спрашивая Его мнения, зовет ассистента. Женщина стоит рядом, глядя на Него не отрываясь и изо всех стараясь скрыть свой страх. Он соглашается. Ветеринар сбрызгивает рану замораживающим спреем и начинает шить. Он закусыват от боли губы. Закрывает глаза. Два шва. Две минуты — и все закончивается. Он выходит с повязкой на голове. «В принципе — почему бы и не ветеринар, — думает Он. — Это же тоже врач». Женщина провожает Его до дверей дома. Он прощается и в очередной раз просит прощения. Потом благодарит ее за заботу.
Через несколько минут Он выскакивает из дома и начинает ее искать. Кружит по улицам района в черной летней рубашке, с окровавленной повязкой на лбу. Он замечает, что люди косятся на Него с подозрением и для верности уступают Ему дорогу. Он ее не находит. А в принципе — зачем? Что бы Ему дало, если бы Он узнал ее имя?
На следующий день Он уже в институте. Он не совсем уверен, что декан поверил в Его рассказ, объясняющий Его внешний вид. Студенты во время занятий поглядывают на Него с ироничными усмешками. В начале февраля Он узнает от декана, что во втором семестре будет вести занятия по статистике на экономическом факультете студентам первого курса. За дополнительные деньги. В рамках сверхурочных. Это огромная удача, потому что какие-либо платные сверхурочные в учебном заведении — это абсолютное исключение. Он математик-теоретик, в экономике не разбирается и на самом деле и не хочет разбираться, статистика — это забавно, но Его интересует не особо. Декану Он этого, разумеется, не говорит.
На каникулах между семестрами Он практически не выходит из института, готовясь до поздней ночи к занятиям с экономистами. Много лет спустя, во время работы в Познани с Ниравом Он будет вспоминать с благодарностью своего гданьского декана, который дал Ему подработать немного на экономическом. И не только за деньги.
В один прекрасный четверг днем в конце февраля, в начале нового семестра, Он первый раз входит в забитую студентами аудиторию экономического факультета в Сопоте. В последнем ряду сидит та девушка с остановки. В той же самой синей водолазке. Он смотрит на нее молча. После занятия Он собирает свои записи, все выходят, девушка остается в зале. Она подходит к Нему и тихо говорит:
— Тот ветеринар был у нас дома недавно в гостях и спрашивал меня, как выглядит сейчас ваш шрам. А я не знала, что ему ответить.
— Я часто думала о вас, — добавляет она смущенно, нервно ломая пальцы.
Они выходят из здания вместе. Он спрашивает, не хочет ли она прогуляться. Он сто лет не был в Сопоте. Они гуляют по пляжу и разговаривают. В какой-то момент она останавливается и, всматриваясь в Его лоб, нежно трогает шрам. Он чувствует запах ее духов. Они возвращаются по пляжу в Бжежне.
— Я тогда выскочил вам вслед. Тогда, в январе. Это, наверно, кажется полным идиотизмом, но мне почему-то любой ценой надо было узнать ваше имя. Это мне было очень важно. Но вас нигде не было, — говорит Он, когда они доходят до ее дома.
— А я вернулась на остановку. Так что вы и не могли меня найти, — отвечает она.
— Меня зовут Патриция, — добавляет она и торопливо уходит.
Через неделю Он встречает ее в той же самой аудитории в Сопоте. Она сидит в том же ряду, что и в прошлый раз. Около окна. Но сегодня она другая. В белой шелковой блузке и синем костюме. Без макияжа. Как скромная студентка, которая пришла на экзамен. После занятия она терпеливо ждет, пока остальные выйдут, подходит к Нему, кладет Ему на стол пластиковую коробочку и говорит дрожащим голосом:
— Я вернулась на остановку и собрала с асфальта остатки той разбитой кассеты. Потом посклеивала все и в конце с лупой прочитала номер.
Вы ведь слушали «Республику», правда?
…Она стоит перед ним с румянцем на лице, с волнующейся под ее белой блузкой грудью. Он опускает глаза. Не смотрит ей в лицо, глядя на ее дрожащие руки, вцепившиеся в стол. Он чувствует в себе какую-то странную огромную радость и молчит, не в силах вымолвить ни слова. Когда она выходит из аудитории, Он кричит ей вслед:
— Правда!
На следующий день утром Он стоит у ее подъезда с наушниками в ушах.
Они встречаются каждый день. Далеко от Сопота. Молодая студентка и преподаватель. Ему все равно. Ей нет. Главным образом — из-за родителей. Однажды июньским воскресеньем они сидят, обнявшись, на молу в Бжежне и курят. К ним подходит крупный мужчина в синем костюме. Патриция в ту же секунду застывает, словно ее парализовало.
— Мы же с тобой, доча, договаривались, что ты не должна курить, пока я не умру. Договаривались или нет, черт возьми?
А уважаемый господин мог бы девочку чем-нибудь накрыть, а то озябнет моя дочура на таком ветру-то…
…В августе, в день Его рождения, они сидят ночью на мокром песке на том же молу; Патриция вытаскивает из рюкзака коричневый маффин и зажигает свечу. Ветер гасит свечу раньше, чем Он успевает ее задуть. Они смеются, что это какой-то дурной знак. Целуются. И затем Патриция встает и раздевается.
Январское утро ровно год спустя, в восемьдесят пятом. Погода не морозная, удивительно теплая, почти как весной. Он надевает наушники, вставляет в плеер кассету «Республики», потом натягивает на голову свою шерстяную шапку. Ту же самую рубашку и ту же куртку. В карман куртки кладет маленькую коробочку. И бежит, задыхаясь. Так же, как год назад.
Патриция стоит на остановке. Он ее вчера целый вечер уговаривал, чтобы они сегодня поехали вместе на автобусе. Она не понимает, зачем и почему, но согласилась. Он целует ее и увлекает на газон за остановкой. Там вытаскивает из кармана коробочку, вынимает из нее серебряное колечко, после чего опускается перед ней на колени, берет ее за левую руку и надевает ей это колечко на палец. Абсолютная безвкуснейшая безвкусица. Но любовь вообще довольно безвкусная штука. Он спрашивает, не может ли она найти время в июне, а если точнее — двадцать восьмого числа, в пятницу, около шестнадцати часов, чтобы выйти за Него замуж. Она тоже опускается на колени, целует Его — и безвкусица становится окончательной и бесповоротной. Люди на остановке смотрят на них и стучат себе по голове.
