— Я слишком часто уезжаю, чтобы ожидать, что кто-то каждый раз будет встречать меня в аэропорту, — добавил Он.
Они вместе вышли из терминала. Небо над Берлином было затянуто черно-серыми низкими тучами. Шел ноябрьский холодный дождь. Они стояли под стеклянным козырьком у автоматических дверей терминала. Он жадно курил. Милена молчала, нервно двигая туда-сюда чемодан. При каждом ее резком движении срабатывала камера на двери и те с раздражающем писком открывались, чтобы через секунду снова закрыться. Она, погруженная в свои мысли, этого, казалось даже не замечала. Он вдруг внезапно понял, что понятия не имеет, где она живет. Он даже не был уверен, что в Германии. Ему не приходило в голову ее об этом спросить.
— Ты завтракаешь? — спросил Он, кладя руку рядом с ее рукой на чемодан и отвозя его немного в сторону от камеры.
— Иногда завтракаю, — ответила она, касаясь его ладони.
— Во сколько ты должна сегодня вернуться? Ты далеко живешь?
— Я ничего никому не должна, — решительно ответила она. — Но все-таки хотелось бы приехать во Франкфурт сегодня до двадцати одного часа. Поезда со станции «Зоо» во Франкфурт ходят каждый час.
— Позавтракаешь со мной? Думаю, у меня в холодильнике что-нибудь найдется…
Он хотел любой ценой отсрочить их расставание. Мысль о том, что эта женщина исчезнет из Его жизни, Его пугала. В самолете, когда Он, прижав ее к себе, рассказывал ей о своей поездке в Сан-Диего, этот момент расставания казался Ему малореальным. А теперь, когда этот момент наступил и они стояли рядом около пищащей двери на пороге Берлина, Его охватила огромная печаль. Он не хотел быть сегодня один. «Если бы хоть сегодня был понедельник», — думал Он. Тогда Он сразу поехал бы на такси в институт и у Него не было бы времени ни на что другое. Ни на какие печали, ни на какую тоску и ни на какие воспоминания. Вечером Он бы вернулся, усталый, как шахтер в шахте, домой, выпил бы вина и пошел бы спать. А во вторник утром воспоминания о Рейкьявике уже стали бы менее отчетливыми, а к среде и вовсе стерлись бы. Он же знает эту схему. Но сегодня было воскресенье…
В такси Он размышлял о том, как легко люди подчиняются глупым условностям установленной раз и навсегда процедуры и говорят всякие глупости, имея в виду совершенно другое. Как, например, с этим завтраком. Он ведь не думал на самом деле, что прижавшаяся к Нему в этом такси Милена едет к Нему домой, чтобы действительно позавтракать с Ним. Так не проще ли было честно и искренне сказать: «Слушай, Поляк, я не хочу с тобой сейчас прощаться, как пионерка в лагере, и писать свой адрес на листочке, вырванном из дневника. Может быть, ты даже напишешь мне, а может быть и я тебе. Но я не верю Тувиму, что „твоими письмами будет пахнуть в сенях“ и что „надо мной будут порхать светлые ангелы“. Кроме того, сейчас уже ноябрь, а на „увядшую мимозу“ похож все-таки октябрь. У меня еще есть немного времени, у тебя тоже. Так давай поедем к тебе домой и посмотрим, что еще произойдет, пока не кончились эти выходные». Он представлял себе, что именно это или что-то в этом роде и сказала бы Милена.
Когда такси въехало на узкую улочку Его района, Он попытался вспомнить, в каком состоянии оставил квартиру перед отъездом. В ванной точно полно пустых бутылок. Он много лет уже сортирует мусор, как настоящий немецкий экообыватель, и никогда не выбрасывает просроченную колбасу в один контейнер со стеклом. Рядом с бутылками — корзина, полная бумаг, потому что это Он тоже сортирует, а кухня у Него маленькая и места не хватает. Он также не был уверен, что застелил постель и что в шкафу найдутся чистые полотенца. Но больше всего Его настораживало подозрение, что кастрюля с макаронами так и стоит на плите. Ночью перед отъездом Он ужасно проголодался и приготовил свою любимую аррабьяту. Как всегда, наготовил Он слишком много, и если Он действительно не убрал кастрюлю в холодильник — то вонь сейчас, должно быть, в квартире стоит такая, что хоть противогазы надевай. Тем более что батарею в кухне Он, скорей всего, тоже не выключил.
— Почему твоя дочка живет в Петербурге? — спросила Милена.
— У нее что, мама русская?
Он попросил таксиста сделать какую-то арабскую мелодию по радио потише.
— Ее мама полька. Даже больше полька, чем я. Наша дочь при этом ощущает себя немкой. А Петербург? Она несколько месяцев там уже учится. Это сложная история. Когда-нибудь я тебе ее расскажу…
Такси остановилось перед Его домом. Приклееная к стеклянным входным дверям скотчем бумажка сообщала, что Его ждет на почте какая-то посылка. В почтовом ящике, кроме рекламы, ничего не было. Он почувствовал облегчение. Он боялся того момента, когда ключик поворачивался в замке ящика и Он вынимал оттуда бумаги. В последнее время, помимо рекламы, это были только счета или письма из налоговой. Перед дверью в квартиру Он присел на корточки и достал из чемодана связку ключей. Запаха макарон Он не чувствовал, зато слышал громкую музыку из радиоприемника, который забыл выключить перед отъездом. Когда они вошли в кухню, Милена поставила свой чемодан к стене и тут же скрылась в ванной. Он пошел в комнату. Открыл нараспашку дверь на балкон. В холодильнике кроме кастрюли с разбухшими макаронами нашлись два сморщенных от старости лимона, банка горчицы, начатая бутылка минеральной воды и упаковка батареек. В морозильнике Он обнаружил пакет с замороженной картошкой фри и открытую пачку сигарет с ментолом. Порезанный хлеб в белом шкафчике над раковиной пугал голубоватыми пятнами плесени. Ничего съедобного в доме не было.
На столе, рядом с клавиатурой компьютера, между электронной книгой, документами и стаканом с недопитым вином, валялся лифчик Людмилы. Она иногда забывала — Ему казалось, что специально — забрать свои лифчики. А иногда и трусы. Он поспешно запихал лифчик на самую нижнюю полку в шкафу под свое белье. Вернувшись в кухню, Он достал сигареты из морозилки. Хорошо охлажденный ментол в дыме, который попадает в легкие, вызывает приятное ощущение холодка в горле и гортани. Его как-то ночью научила этому фокусу Дарья, которая если и курила, то исключительно крепкие ментоловые сигареты. В маленькой морозилке холодильника в общежитии в Познани Он всегда хранил для нее мороженое, которая она обожала, и открытую пачку сигарет с ментолом…
Он курил на балконе, когда неожиданно рядом с ним появилась Милена.
— У тебя отличные книги в ванной. И много бутылок. Пустых, — сказала она. — Не у всех найдется столько бутылок во всей квартире. Даже если есть подвал и кладовка.
— Не говоря уже о книгах, — добавила она.
С какого-то момента Он книги, которые надо было или которые Он хотел прочитать, клал на весы. Изначально Он собирался их взвешивать. Думал, что высветившиеся на экранчике весов килограммы замотивируют Его сильнее, чем высота стопки около Его постели. И сначала это даже работало. Но только поначалу — сейчас уже нет. Вот уже два года Он не менял батарейки в весах. Правда, Он давно заметил, что читает нормальные, не математические книги в туалете гораздо чаще, чем в комнате.
Он посмотрел на нее. Она вытащила недокуренную сигарету из Его губ и выкинула за перила балкона. Потом стянула с себя васильковое платье и повесила его на перилах, после чего притянула Его к себе, расстегнула ремень Его брюк и опустилась перед ним на колени…
