Они проспали до вечера. За окнами уже начинало темнеть. Милена пошла в душ, а Он по телефону заказывал им какую-то еду. Он сидел за компьютером, изучая расписание поездов во Франфурт, когда она вышла из ванной — обнаженная, со стекающими струйками воды. Она стояла перед Ним и, подняв руку, пальцем показывала на что-то, чего Он поначалу не заметил.
— Смотри, что я нашла у тебя на пробке шампуня, — сказала она. — Твоего шампуня, — уточнила она спокойным голосом.
— Прекрасный локон длинных черных волос. Они совсем не похожи на твои, Поляк…
Она никогда потом не возвращалась к этой теме. Он не давал ей повода. Наученный этим опытом, Он каждый раз после визита в Его квартиру Людмилы очень тщательно убирался в ванной и для верности на всякий случай менял постельное белье.
Милена приезжала или прилетала в Берлин почти каждую неделю. Как образцовая жена в семье, где супруги живут на расстоянии. Семья по выходным. Вокруг таких было полно. В Его институте почти половина коллег имела именно такие семьи. Муж находил хорошую работу в Берлине, жена по-прежнему работала в Мюнхене, Штутгарте или Гамбурге. У них там был дом, они платили ипотеку, дети ни за что не хотели менять школу. И пока жена не находила что-нибудь в Берлине, они вынуждены были жить на расстоянии. Что интересно — среди сохранившихся и по сей день семей таких гораздо больше, чем тех, что жили вместе в Берлине. Каким-то парадоксальным образом расстояние делает людей ближе.
Обычно в пятницу вечером она стояла с маленьким чемоданом около Его дома. Он старался приехать домой раньше нее, но Ему не всегда это удавалось. Однажды вечер был исключительно холодный и дождливый. Милены под дверью Его дома не было. Он опоздал больше чем на полчаса, хотя и сбежал с телеконференции с американцами задолго до ее окончания. В квартире Он бросил промокшую насквозь куртку в ванну и стал по карманам штанов и рубашки искать телефон. И услышал в этот момент тихий стук в дверь. Милена, улыбаясь, держала под руки Его соседей снизу, Вольфганга и Алекса. Она расцеловала обоих в щеки и молча вошла внутрь. Он пригласил их тоже, но они вежливо отказались.
— У тебя потрясающие соседи. Даже трудно поверить, что они немцы. Я прилетела сегодня более ранним самолетом и бродила под дверью подъезда, и этот высокий, кажется, Вольфганг, спросил, может ли он подарить мне свой зонтик. А потом пригласил меня к себе в квартиру, чтобы я тебя там подождала. И я подумала, что это отличная мысль. Я была замерзшая, голодная и хотела пить. Дверь квартиры открыл его парень. Они так мило поцеловались! Они меня накормили, немного напоили, развлекали интеллигентной беседой, но сначала дали фен для волос. А еще они оба просто обожают оперу! Особенно Алекс, хотя он такой немножко робкий. Но глаз от него просто не оторвать. Он такой красивый, как весна. Немножко, конечно, обидно за женщин, что он гей. Я на них так смотрела, смотрела, слушала, как они между собой разговаривают, как они друг о друге заботятся, сколько в них ласки, сколько чуткости. И подумала, что я бы хотела в следующей жизни родиться геем. Только таким красивым, как Алекс…
Они тебя оба очень, очень любят. Рассказывали мне, что иногда ты, как в детстве, спускаешь им на веревочке книжки, чтобы они читали. А иногда — бутылки польской водки. А потом мы хохотали. Я их спросила, не пугают ли их мои крики по ночам. Этот скромник Алекс притворялся, что не понимает моего вопроса, а Вольфганг спросил, слышим ли мы их. Я не слышала. А ты слышишь? Потом Вольфганг дал мне свою визитку. Чтобы я, если что, никогда больше не ждала под дверью. Так что, видишь, как бывает, иногда то, что ты опаздываешь, оказывается даже к лучшему…
…В тот вечер Он решил, что сделает для нее второй комплект ключей от квартиры. Это была не слишком удачная идея. Теперь Он был уверен, что она не ждет Его у подъезда и приходил домой намного позже. Сначала она старалась этого не замечать, но с какого-то момента стала Его в этом упрекать. Иногда у Него как будто случалось дежавю: Ему казалось, что Он уже когда-то слышал все эти слова и что узнает этот раздраженный тон и нервный, полный злости голос. Она тогда напоминала Ему Патрицию. Во время скандалов.
До вечера субботы они почти не вылезали из постели. Утром Он ехал на скутере в пекарню за булочками и ее любимыми круассанами, готовил для них завтрак и с ароматным кофе на подносе возвращался в постель. Под вечер она переодевалась в новое платье, и на такси они ехали в какой-нибудь концертный зал, где в кассе их ждали заказанные заранее и оплаченные уже Миленой билеты. За эти неполные пять месяцев Его связи с Миленой Он посмотрел и послушал больше опер, чем за всю свою не такую уж короткую жизнь до нее. Он посетил все концертные залы Берлина. Komische Oper Berlin, Deutsche Oper Berlin и Staatsoper Unter den Linden
[45], находящийся на территории бывшего Восточного Берлина, с прекрасной архитектурой и великолепными интерьерами. Именно на площади перед зданием этой оперы в мае тридцать третьего года нацисты сожгли двадцать пять тысяч книг. Но тогда, в тот субботний дождливый декабрьский вечер, идя по этой площади с прижавшейся к Нему под зонтиком Миленой, чтобы послушать и посмотреть «Летучего голландца», оперу, написанную антисемитом номер один, любимцем Гитлера и прочих нацистов Рихардом Вагнером, Он еще не мог, конечно, предвидеть, что много лет спустя от совершенно другой женщины узнает, книги каких именно авторов нацисты сложили в кучу и подожгли.
Они вызывали такси, потому что Милена всегда была против того, чтобы ехать на Его машине. И речь вовсе не шла о том, что в Берлине невозможно найти место для парковки. Милена из этих их походов в оперу всегда устраивала что-то вроде идеально спланированного и незабываемого праздника. И это касалось не только переживаний, связанных с музыкой и трогательными историями, рассказанными в либретто. После каждого спектакля они шли в какой-нибудь изысканный ресторан, в котором Он заранее резервировал для них столик, заказывали бутылку шампанского или вина и долго разговаривали. После каждого спектакля Милена была очень взволнованна и хотела как можно дольше сохранить этот настрой. Она была также и сексуально возбуждена. Чего от Него нисколько не скрывала. Даже наоборот. Не существует подробной статистики по этому вопросу для города Берлина, но если бы такая статистика велась, то по количеству секса, особенно орального, на заднем сиденье такси они наверняка эту статистику бы возглавили. Именно в каком-то из берлинских такси, кончая ей в рот, Он начал называть ее Ленушка. Не забыть Ему и ее комментария, когда она бросила Ему, выйдя из минивэна у Его дома, уже в лифте, с типичной для нее небрежностью: «Обожаю твои губы. Как они говорят — тоже».
Он помнит, что когда они, выходя из ресторана, шли на стоянку такси или Милена заказывала такси по телефону, она всегда выбирала вовсе не стандартные комфортные лимузины. Они садились в менее популярные минивэны, предназначенные для перевозки больших групп людей. Первый раз Его это очень удивило, но потом стало и для Него однозначным и любимым выбором. Просто в этих минивэнах обычно сиденья расположены в три ряда и к тому же у них довольно высокие спинки. Они садились каждый раз в последнем ряду, и это обеспечивало им куда большую свободу действий, чем в шикарных «Мерседесах».
