Чтобы не лишиться своей бедовой головы, я не стал мешать разговору, промолчал, а вскоре царь махнул рукой и отдал приказ, после чего воины снова поклонились, схватили нас, грубо выволокли из тронного зала в галерею с колоннами, погнали через просторное помещение к тесной камере, затолкали в нее и заперли дверь. Внутри была только тяжелая скамья, в стене – одно окошко с решеткой.
– Господи, Билл! – воскликнул Конрад. – Разве можно было такое представить? Мы словно попали в страшный сон – или в сказку «Тысячи и одной ночи»! Где мы? Кто эти люди?
– Ты не поверишь, – сказал я, – но… Ты читал о древней шумерской цивилизации?
– Конечно. Была такая четыре тысячи лет назад в Месопотамии. Но при чем… о боже! – Догадка лишила его дара речи и заставила округлить глаза.
– Что в Восточной Африке забыли выходцы из Передней Азии, придумай сам, – сказал я и потянулся за курительной трубкой. – Но это они. Шумеры строили свои города из кирпича, который сушили на солнце. Я видел, как на берегу озера лепят кирпичи и выкладывают на просушку. Здешний ил не отличишь от того, что найдется в долине Тигра и Евфрата. Видно, потому эта шайка-лейка тут и обосновалась. Шумеры писали на глиняных табличках, царапали их поверхность острыми палочками – совсем как тот малый в тронном зале. А заметил оружие, одежду, физиономии? Когда-то изображения – всякая там резьба по камню, глиняные поделки – заставляли меня гадать: этот их большой нос – часть лица или деталь шлема? А вспомни храм на озере! Уменьшенная копия храма в честь бога Энлиля – того храма, что стоял в городе Ниппур и, вероятно, породил миф о Вавилонской башне. Но самое главное – они называют нас аккадцами. В третьем тысячелетии до нашей эры их страну захватил и усмирил Саргон из Аккада
[44]. Если это потомки тех, кто бежал от завоевателя, неудивительно, что здесь, в глухомани, вдали от остального мира, они всех иноземцев называют аккадцами: изолированные восточные народы точно так же в память о воинах Мартелла
[45], которые разбили их при Туре, зовут всех европейцев франками.
– Как думаешь, почему их до сих пор не обнаружили?
– Ну, если сюда забредал кто-то из белых, местные позаботились, чтобы он не выбрался и ни о чем не рассказал. Сами они вряд ли путешествуют: внешний мир для них, видно, полон кровожадных аккадцев.
Дверь камеры вдруг открылась и впустила стройную девушку, на которой только и было, что набедренная повязка и золотые чашечки на грудях. Ее прислали с едой и вином для нас, но я заметил, что она глаз не сводит с Конрада. А заговорила девушка, что меня удивило, на чистом сомалийском.
– Где мы? – спросил я ее. – Что с нами собираются делать? Кто ты?
– Я Налуна, танцовщица Энлиля, – ответила она, и в самом деле грациозная, как пантера. – Как грустно, что вы здесь! Аккадцев отсюда живыми не выпускают.
– Гостеприимный народ, – хмыкнул я, но меня все же радовало, что мы хоть с кем-то нашли общий язык. – И как же называется ваш город?
– Это Эриду, – отозвалась она. – Давным-давно наши предки переселились из древнего Шумера, шли с востока много лун. Спасались от Саргона – могучего и жестокого царя аккадцев, народа пустынь. Чтобы не стать рабами, как их сородичи, наши предки собрались и бежали, тысячи людей разом, и миновали множество чуждых и диких стран, прежде чем достигли этих мест.
Остальное она представляла крайне смутно, мешала историю с мифами и небывальщиной. Потом мы с Конрадом спорили, как все было: древние шумеры двинулись на юг по западному аравийскому побережью и там, где теперь город Моха, пересекли Красное море – или же они перебрались через Суэцкий перешеек и прошли по африканской стороне? Я склоняюсь к последнему. Думаю, стоило им высунуть нос из Передней Азии, как их встретили египтяне и погнали на юг. Конрад заподозрил, что большую часть пути шумеры проделали по воде, ведь он считает, что Персидский залив простирался к северу миль на сто тридцать дальше, чем сейчас, и прежний Эриду был морским портом. Но в тот момент меня занимало кое-что иное.
– Откуда ты знаешь сомалийский? – спросил я Налуну.
– Когда я была маленькой, – ответила она, – я забрела за пределы долины, в джунгли. Как раз шли набегом черные люди, они схватили меня и продали в племя, которое живет у побережья – там и прошло мое детство. Но я не забыла Эриду, так что когда подросла, увела верблюда и после долгих-долгих блужданий по вельду и джунглям вернулась в родной город. Во всем Эриду лишь я одна говорю на чужом языке, да еще черные рабы, – но они не говорят вообще, ведь после захвата в плен мы отрезаем им языки. Дальше джунглей народ Эриду не заходит и с чернокожими, которые порой на нас нападают, дел не ведет, разве что они желают выкупить рабов.
На вопрос, почему убили нашего лагерного слугу, она ответила, что любовные отношения между черными и белыми в Эриду запрещены, и потомству такого союза жить не позволено. Богам неугоден цвет кожи этих бедняг.
Об истории города Налуна смогла рассказать немного, в основном говорила о событиях, свидетелем которых была сама, а касались они, главным образом, редких набегов племени каннибалов, что живут в джунглях на юге, мелких козней придворных и храма, неурожаев и тому подобного: заботы женщин сходны по всему Востоку, даже во дворцах Акбара
[46], Кира
[47] и Ашшурбанипала
[48]. У правителя Эриду оказалось имя Состор, причем выяснилось, что он и верховный жрец, и царь – в точности как правители Шумера четыре тысячи лет назад. Почитают в городе бога Энлиля, который обитает в храме на озере, и низкий гул, что мы слышали, Налуна назвала голосом бога.
Перед уходом она бросила печальный взгляд на Конрада, который сидел как будто в трансе: ему наконец стало не до своих злополучных жуков.
– Ну, – спросил я, – какие выводы, мил друг?
– Быть не может, – тряхнул он головой. – Чепуха! Просвещенный народ живет тут четыре тысячи лет и в развитии не ушел от предков?
– Жуки впрыснули в тебя яд прогресса, – ехидно заметил я и принялся набивать трубку. – Не можешь отвлечься от быстрого подъема своей страны. А на Восток не надо смотреть с западной точки зрения. Вспомни хотя бы ту же спячку Китая. Что до местных ребят, то вообще-то это не просто народ, а осколок цивилизации, которая продержалась дольше любой другой. Пик ее развития был тысячи лет назад. Без контакта с внешним миром и притока свежей крови установился застой, и все постепенно приходит в упадок. Могу поспорить, сейчас их культура и искусство сильно уступают тому, что было прежде.
