Тут Стив заметил кое-что еще – пожелтевшие листки бумаги, исписанные корявым почерком старого мексиканца, разбросанные по полу. Ну да, он же говорил, что напишет о проклятии древнего кургана! Исписанные страницы, огрызок карандаша на полу, раскаленное стекло лампы – все эти свидетельства яснее слов рассказывали о том, что мексиканец провел за грубо остроганным столом, с карандашом в руке, не один час. Выходит, это не он забрался в древнюю усыпальницу и стащил ее содержимое? Но кто же тогда, во имя господа? Кто – или что – на глазах Брилла скачками неслось от кургана к хижине старика?
Оставалось только одно – седлать мустанга, ехать за десять миль, в Койот Уэллс, и сообщить об убийстве шерифу.
Брилл собрал с пола листки бумаги. Последний из них был зажат в мертвых пальцах Лопеса, и высвободить его удалось не без труда. Повернувшись, чтобы задуть лампу, он помедлил – и тут же выругал себя за ползучий страх, прятавшийся глубоко на задворках сознания, страх перед тенью, мелькнувшей в окне за миг до того, как в хижине погас свет. Несомненно, то была длинная рука убийцы, тянувшаяся к лампе, чтобы погасить ее. Что же такого ненормального, нечеловеческого было в этой картине, хоть и искаженной игрой теней в тусклом свете лампы? Как некоторые силятся вспомнить подробности кошмарного сна, Стив напряг память в поисках ясной причины, объяснившей бы, отчего мимолетное видение напугало его так, что он налетел на дерево, и почему даже смутное воспоминание о нем вгоняет в холодный пот.
Выругавшись для храбрости, он зажег фонарь, задул лампу на грубо сколоченном столе и решительно двинулся в путь, сжимая в руке кирку, как оружие. В конце концов, с чего так волноваться из-за странностей в этом подлом убийстве? Да, подобные преступления отвратительны, но вполне обычны – особенно среди мексиканцев, способных лелеять кровную вражду десятками лет.
Но, выйдя в безмолвную звездную ночь, он резко остановился. Из-за ручья донесся рвущий душу визг – ржание насмерть перепуганной лошади – и бешеный, быстро удаляющийся цокот копыт. Брилл злобно, растерянно выругался. Что это – среди холмов завелась пантера? Может, эта огромная кошка и убила старого Лопеса? Тогда почему на теле жертвы не осталось следов ее жутких когтей? И кто погасил свет в хижине?
Раздумывая об этом, Брилл быстро бежал к ручью – какой же ковбой легко воспримет разбежавшуюся скотину? Но, стоило ему оказаться в тени деревьев над руслом ручья, во рту отчего-то пересохло. Сглотнув раз-другой, он поднял фонарь повыше. Казалось, крохотный огонек во мраке только подчеркивает непроглядно-черную темень вокруг. Мысли путались в голове. Отчего-то подумалось, что эти земли, такие новые для англосаксов, на самом деле невероятно стары. Вскрытый, оскверненный курган безмолвно свидетельствовал, что люди жили здесь с незапамятных времен… Внезапно из ночной темноты, от холмов и от зарослей повеяло жуткой древностью. Многие поколения жили и умерли здесь задолго до того, как предки Брилла хотя бы услышали об этой земле. И, несомненно, здесь, в ночи, в тени деревьев над этим самым ручьем, многие и многие души расстались с телом самым мрачным образом… С этими мыслями Брилл ускорил шаг, спеша миновать густые заросли над ручьем.
Выйдя из тени деревьев и оказавшись на своем берегу, он облегченно вздохнул. Поспешно поднявшись к коралю, он поднял фонарь и осмотрелся. Кораль был пуст – исчезла даже смирная коровенка. Жерди ограды валялись на земле. Значит, тут не обошлось без рук человека… Дело принимало новый зловещий оборот. Кому-то очень не хотелось, чтобы Брилл добрался до Койот Уэллс в эту ночь. Это значило, что убийца собрался бежать и хотел обеспечить себе хорошую фору перед служителями закона, а не то… Брилл криво улыбнулся. Издали, из-за зарослей мескита, еще доносился удалявшийся топот бегущих лошадей. Что, черт возьми, могло их так напугать? Холодный коготок страха скользнул вдоль спины, вызвав невольную дрожь.
Стив направился к дому, но не стал входить внутрь без оглядки. Крадучись, он обошел дом кругом, с содроганием заглядывая в темные окна, до боли вслушиваясь в ночную тишь – не выдаст ли скрип или шорох затаившегося убийцу. В конце концов он отважился войти. С силой толкнув дверь, Стив шарахнул ею о стену, чтобы проверить, не прячется ли кто за ней, поднял фонарь и шагнул внутрь. Сердце бешено забилось в груди, пальцы стиснули черенок кирки, страх смешался с кипучей яростью. Но душегуб не прыгнул на него из темноты, и осторожный осмотр хижины не принес ничего.
Облегченно вздохнув, Брилл запер двери, затворил окна и зажег старую керосиновую лампу. Вспомнив остекленевший взгляд старого Лопеса, так и оставшегося лежать в одинокой хижине за ручьем, он поежился, вздрогнул, но даже не подумал отправиться в город пешком среди ночи.
Он вынул из тайника старый надежный «кольт» сорок пятого калибра, крутанул отливавший синевой стальной барабан и мрачно усмехнулся. Может, убийца не намерен оставлять в живых ни одного свидетеля своего преступления? Что ж, пусть приходит! Он ему (а хоть и им!) покажет, что молодой ковбой с шестизарядным «кольтом» – совсем не то, что старый безоружный мексиканец…
Тут Брилл вспомнил о найденных в хижине бумагах. Убедившись, что не окажется перед окном, сквозь которое внутрь в любой момент может влететь пуля, он сел к столу и начал читать, не забывая прислушиваться, не крадется ли кто снаружи.
Он вчитывался в кривые разнокалиберные буквы, выведенные рукой старого мексиканца, и с каждой новой строкой холодный ужас все сильнее и сильнее охватывал его душу. То была повесть о страхе – передававшаяся из поколения в поколение повесть древних времен.
Брилл читал о странствиях кабальеро Эрнандо де Эстрады и его латников-пикинеров, бросивших вызов чужим, неизведанным пустыням Юго-запада. Вначале, как гласила рукопись, их было сорок с небольшим – солдат, слуг и господ. Их вел капитан де Эстрада, при нем был священник, молодой Хуан Завилья, и дон Сантьяго де Вальдес – таинственный дворянин, снятый с корабля, беспомощно дрейфовавшего в Карибском море. По его собственным словам, всех прочих пассажиров и всю команду сгубила чума, и он был вынужден выкинуть трупы за борт. Де Эстрада взял его на борт судна, везшего их экспедицию из Испании в Новый свет, и де Вальдес присоединился к отряду первопроходцев.
Брилл прочел об их странствиях, описанных неуклюжим слогом старого Лопеса так, как рассказывали эту историю его мексиканские предки на протяжении трех сотен лет. Скупые слова едва ли могли передать все ужасы тягот, с которыми пришлось столкнуться путешественникам. Засуха, жажда, наводнения, песчаные бури, копья враждебных краснокожих… Но не об этих опасностях повествовал старый Лопес – неведомый ужас постиг одинокий караван среди бескрайних диких земель. Люди таинственно гибли один за другим, но никто не знал, кто убийца. Страх и черные подозрения, будто червь, разъедали экспедицию изнутри, и командир не знал, что и думать. Ясно было одно: в отряде завелся демон в облике человека.
Люди начали сторониться друг друга, растягивать строй на марше, и их взаимные подозрения, заставлявшие искать безопасности в одиночестве, только играли на руку демону. Остатки экспедиции с трудом пробивались сквозь дикие земли – заблудшие, сбитые с толку, беспомощные – но незримый ужас неотступно следовал за ними по пятам, охотясь на отставших от колонны, на задремавших часовых, на спящих… И на горле каждой из жертв оставались следы острых клыков – кровь из ее жил была высосана досуха, и все понимали, с каким злом им пришлось столкнуться. Люди брели сквозь глушь, призывая на помощь святых или богохульствуя в ужасе, отчаянно боролись со сном, пока не падали от изнеможения, и тогда сон одолевал их, неся с собой ужас и смерть.
