Он опять что-то шепнул Омару. Тот выбросил осколки в стоявшую неподалеку урну и снова нас оставил. Как только дверь за ним закрылась, Бен Хассан взял счет из больницы и, показывая на него, сказал:
– Вот оно так называемое дымящееся ружье – еще одно неоспоримое доказательство того, что вы ударили своего мужа бутылкой по голове, когда узнали о его предательстве.
Я зажмурилась. Нельзя было откровенничать с этим коварным провокатором, что сидит напротив меня.
– Вы должны знать, – наконец произнесла я, – что я говорю чистую правду в том, что касается травмы головы Пола. И я очень за него беспокоюсь. Я должна найти его.
Бен Хассан молчал, потягивая вино. Потом сказал:
– Надеюсь, вы найдете утешение в том, что ваш супруг постарался загладить свою вину перед дочерью.
– Под этим вы подразумеваете?..
– Он помог ей купить квартиру.
Я опешила:
– Что?!
– Помог Самире купить квартиру, в которой она сейчас живет, в доме, перед которым сегодня утром вы учинили ей скандал.
– Я не учиняла скандал. Просто…
– Уведомили ее о том, что считаете ее любовницей вашего мужа. Самира позвонила мне, пока вы спали. Ее оскорбило ваше обвинение, которое вы бросили ей прилюдно.
– Я ее ни в чем не обвиняла.
– Я знаю, что вы, madame, как всегда, говорите правду.
– Пол не смог бы купить ей квартиру.
– Он заплатил только половину стоимости. Другую половину внес ее любовник-француз.
– Сколько денег мой муж дал дочери?
– Один миллион дирхамов.
Бен Хассан наблюдал за мной, пока я осмысливала эту маленькую подробность.
– Не могу поверить, – заявила я.
– Почему?
– Это сколько в долларах?.. Если брать восемь и восемь дирхамов за один американский доллар… получается что-то в районе ста двадцати двух тысяч долларов.
– У вас не голова, а калькулятор, madame.
– Без моего ведома он не мог получить такой кредит в США.
– Именно поэтому Пол занял деньги здесь, в Касабланке.
– Но здесь у него нет рейтинга кредитоспособности, нет имущества, которое он мог бы предоставить в качестве обеспечения кредита на такую огромную сумму.
– И вы опять попали в самую точку. Именно поэтому ваш муж не стал обращаться в банки и другие финансовые учреждения.
И тут меня осенило.
– То есть вы говорите, что он занял деньги у ростовщика?
– «Ростовщик» звучит как-то уж очень ругательно, вы не находите? Лучше сказать «финансовый посредник». Более изящное определение, да и не такое уничижительное.
– По-вашему, месье Бен Хассан, мне сейчас есть дело до словесных изысков? Он занял деньги у ростовщика, а это значит, что неприятностей у него куда больше, чем мне представлялось. Полагаю, вам известно имя бандита, которому ему придется отдать сумму, возможно, в три раза больше той, что он занял?
– Этот человек – не бандит. Он – бизнесмен.
– И как его зовут?..
Длинная пауза. Мой собеседник допил вино, громко икнул, даже не подумав прикрыть рукой рот, и наконец ответил:
– Его зовут… месье Роман Бен Хассан.
Глава 15
Мы перешли в ресторан. К тому времени, когда первая бутылка вина опустела, Бен Хассан попытался убедить меня, что он мой новый лучший друг.
Правда, в начале ужина он не выказывал ни добродушия, ни дружелюбия. Напротив, демонстрировал мне свои более грозные качества.
– Узнав от меня, что Самира, возможно, согласится общаться с ним, если он поможет ей купить квартиру для нее и сына, Пол с ходу заявил: «Дай ей денег». Я объяснил, что, если он серьезно надумал занять один миллион дирхамов, то должен быть готов к определенным последствиям, если не будет ежемесячно выплачивать долг.
– И что это за последствия?
– Неприятные.
– Неужели вы намеревались послать кого-то в Буффало за тем, чтобы выбить из него долг… или еще что хуже?
– Разумеется, при необходимости я найду и способы, и средства – связи, так сказать, в той части света, которые смогут действовать от моего имени. За определенную цену, naturellement
[92]. За цену, которая будет включена в ежемесячную выплату.
– По-моему, на языке гангстерского ростовщичества это называется «грабительские проценты». «Грабительские проценты», которые ты должен выплачивать ежемесячно, если не хочешь пострадать физически.
– Очевидно, этот термин вы подцепили из какого-нибудь криминального чтива, un polar
[93], да?
– По работе мне порой приходится сталкиваться с клиентами, которые совершили ошибку, взяв деньги в долгу головорезов вроде вас.
Бен Хассан пирамидой сложил перед лицом ладони, словно соорудив свой личный храм, в который он теперь смотрел. Я видела, что у него дергаются губы. Пытается сдержать свой гнев, недовольство? Может, я переступила роковую черту? Если мой муж оставил долговую расписку, может, он сбежал в Уарзазат попросту потому, что не в состоянии платить «проценты», предоставив мне, как обычно, решать его финансовые проблемы? Но сумма, о которой шла речь – один миллион дирхамов, – была неподъемной. У меня не было таких денег – ни на моем счете в банке, ни тем более с собой.
Бен Хассан перестал смотреть сквозь решетку своих толстых, как сардельки, пальцев. Одарив меня отеческой улыбкой, он сказал:
– Ну что вы так вцепились в свою сумку, словно я собираюсь ее отнять? Я знаю, что вы мне все еще не доверяете. Но клянусь, у меня и в мыслях нет, чтобы как-то навредить вам.
– Но мой муж…
– Надеюсь, он найдет возможность выполнить свои обязательства, прописанные в нашем маленьком соглашении.
– Вы же знаете, что у него нет таких денег.
Бен Хассан накрыл мою ладонь своей – буквально похоронил ее под холмиком своей мягкой плоти.
– Давайте обсудим это позже…
Он настоял на том, чтобы мы заказали ужин. У нашего столика тотчас же появился официант. Лебезя перед Бен Хассаном, как перед пашой-мафиози, он сказал, что patron просит нас отведать самого лучшего вина, какое есть в ресторане, и что шеф-повар приготовил таджин из мяса барашка с консервированными лимонами «специально для месье Бен Хассана и его очаровательной гостьи».
Меня так и подмывало полюбопытствовать у моего собеседника, не задолжал ли и ресторан ему денег, и он, предвосхищая мой вопрос, объяснил:
