Когда дверь за моей спиной со стуком захлопнулась, из кухни появился Пол, с несколько застенчивым выражением на лице. Встретиться со мной взглядом он не смел. Но когда один раз все же посмотрел на меня, я заметила в его глазах оттенки печали и страха.
– Вкусно пахнет, – похвалила я.
– Я старался для тебя, для нас. – И он снова отвел глаза. – Добро пожаловать домой.
– Да, я вернулась. Но…
Пол выставил вперед ладонь:
– Все вино я продал.
– Понятно.
– Нашел здесь в городе одного человека. Крупного коллекционера. Он предложил мне шесть тысяч за мой погребок.
– У тебя есть погребок?
Пол кивнул. При этом он выглядел как мальчишка, которого только что уличили в чудовищной лжи.
– Где?
– Знаешь сарай за гаражами? Тот, что всегда стоит без дела?
Этот сарай, с двумя двустворчатыми железными дверями, плотно прилегающими к земле, был подобен бомбоубежищу. Приобретая наш дом, мы, естественно, попросили открыть для нас сарай и увидели сырую недооблицованную пещеру. Поскольку подвал дома уже был отремонтирован, после его покупки мы просто навесили замки на две железные двери, и с тех пор сарай пустовал.
По крайней мере, я так думала.
– И давно ты собираешь свою винную коллекцию? – как можно более рассудительным тоном осведомилась я.
– Уже некоторое время.
Пол подошел и заключил меня в свои объятия.
– Прости, – сказал он.
– Мне не нужны извинения. Я просто не хочу повторения всех этих финансовых неприятностей.
– А я не хочу потерять тебя.
– Тогда не теряй. Ты нужен мне, и я хочу, чтобы наш брак состоялся.
К чести Пола, после инцидента с вином в нем снова проснулось трудолюбие. Все свободные от преподавания часы он работал над новой серией литографий. Впервые с тех пор, как мы поженились, он серьезно погрузился в творческий процесс. Владелец галереи в Нью-Йорке, где Пол обычно выставлялся, был полон энтузиазма, но, поскольку в целом на рынке произведений искусств наблюдался спад, а Пол в последние годы фактически исчез из поля зрения публики, спрос на его работы резко упал в цене. И все же ему удалось найти покупателя. Конечно, Пол расстроился, что вырученная сумма оказалась куда меньше той, на которую он рассчитывал, но в душе он ликовал. «Есть еще порох в пороховницах», – любил он выражаться, говоря о своем творчестве. Заплатив большую часть долгов по кредитным картам, он затем пригласил меня на ужин в самый роскошный (по меркам Буффало) французский ресторан, где заказал дорогущую бутылку вина и сообщил мне, что владелец галереи нашел еще одного клиента, который заинтересован в новой серии его гравюр.
– Заказчик готов заплатить вперед пятьдесят процентов, а это значит, что через пару недель я получу еще десять штук. Что в сравнении с этим цена за бутылку «пойяка»?
Я не большой любитель вина. Но… почему бы не отпраздновать? Тем более что Пол начал отдавать долги. В тот вечер, когда мы вернулись домой, он зажег свечи в нашей спальне, поставил компакт-диск с композицией «Однажды появится мой принц» в исполнении Майлса Дэвиса
[9]… и я потонула в его необузданной чувственности, на которую только он был способен.
Мой первый муж, Дональд, сексуальную близость всегда воспринимал как вызов. Он был необычайно умен, но вечно находился в состоянии тревоги. Журналист старой формации, в «Буффало сан» он освещал вопросы местной политики и слыл одним из лучших специалистов по изобличению коррупции в муниципальных органах штата. По окончании Миннесотского университета, получив степень бакалавра искусств
[10], я немного поработала в одной из газет в Мэдисоне (штат Висконсин) и пришла в неописуемый восторг, когда мне нашлось место в отделе городских новостей «Буффало сан». Дональд был до мозга костей предан Буффало, и я, покоренная этим вихрем, который ростом не дотягивал и до метра семидесяти, тоже привязалась к Буффало. Но сексуальная близость – когда она происходила между нами – в лучшем случае была чисто механическим действом, в худшем – пустой тратой времени.
– Не мастак я в этом, не мастак, – прошептал он мне в первую ночь, что мы провели вместе, и у него, мягко выражаясь, «ничего не вышло».
Я успокоила Дональда, сказав, что от случая к случаю так бывает у всякого мужчины, что это пустяки, что все образуется. Но дело в том, что… даже когда он благополучно завершал половой акт, удовольствия это не доставляло. Его постоянно глодало беспокойство, он пребывал в вечном страхе показаться неадекватным и несостоятельным, и никакими увещеваниями и подбадриваниями не удавалось рассеять его глубоко укоренившееся неверие в собственные силы. К концу первого года брака в любовную близость (если так можно выразиться) мы уже вступали не чаще двух раз в месяц. Я предложила Дональду обратиться за помощью к сексологу. Он согласился, но потом идти на прием отказался. И хотя он оставался потрясающе интересным партнером, секс – важнейшая составляющая прочных супружеских отношений – фактически исчез из нашей жизни.
Но я продолжала убеждать себя, что, если буду еще сильнее любить и поддерживать мужа, проблемы сексуального характера улетучатся, наш брак окрепнет и…
Уму непостижимо, какие только доводы мы не придумываем, доказывая себе, что будем счастливы в браке, который по сути, как мы прекрасно понимаем, обречен.
Наш брак с Дональдом окончательно рухнул в тот вечер, когда он затемно вернулся из редакции, опьяневший после восьми бокалов виски, и заявил:
– Дело в том, что, сколь б я ни консультировался с сексологами, чего бы они мне ни прописывали, никакие пилюли на свете не подавят отвращения, что возникает у меня каждый раз, когда ты близко подходишь ко мне.
Я зажмурилась, пытаясь убедить себя, что он не сказал того, что я услышала. Но, разжав веки, увидела странную полуулыбку на лице Дональда. Его слова посеяли в моей душе боль и смятение, и он с молчаливым наслаждением наблюдал за моей реакцией, что открыло мне неприглядную правду: Дональд сказал это, зная наверняка, что, как только он сделает свое заявление, путь назад будет отрезан.
– Вот теперь ты действительно меня ненавидишь, – наконец прошептал он.
– Мне просто тебя жаль, Дональд.
Утром следующего дня я напросилась на прием к главному редактору и сказала, что, если еще в силе предложение об увольнении по собственному желанию с получением компенсационных выплат, которое было озвучено несколько месяцев назад во время волны сокращений, я готова его принять.
