– Вы действительно полагаете, что это Его десница «покарала» вашу жену?
Дитрих улыбнулся:
– Мне приятно, что вы владеете языком Ветхого Завета. У меня нет стопроцентной уверенности в том, что это именно Он, всевидящий, всем управляющий Господь, решает наши судьбы. Для меня Бог – более сложное понятие. Знаете, еще Монтень писал: все мы должны смириться с тем, что жизнь непознаваема.
– Я считаю, что можно быть одновременно верующим и думающим человеком.
– Но самой вам так и не удалось проникнуться идеями веры? – спросил Дитрих.
– Да нет, вера во мне сильна… вера дает стимул жить, идти вперед. Но сейчас, сколь бы мне ни хотелось пасть на колени и молить Его о том, чтобы Он вернул мне мужа, я уверена, что буду говорить сама с собой.
– Тем не менее сегодня вечером я буду молиться за вас… за ваше путешествие в одиночку по этой Niemandsland. Ничейной земле. Как та, что простирается за Татой. На прошлой неделе, в другом уголке Сахары, я два дня провел в дюнах. Отправился туда на машине, сам сидел за рулем, что было очень рискованно, ибо, стоит съехать с дороги, и ты уже в песках. Мне пришлось арендовать внедорожник. Хозяин гостиницы предлагал мне нанять водителя. Но я должен был совершить это путешествие в одиночку. Соло.
– И что вы пытались доказать, разъезжая по бездорожью Сахары? Общались с Богом?
Дитрих снял очки и потер глаза.
– Со своим одиночеством.
– С одиночеством перед лицом горя?
– Конечно. А также с одиночеством перед лицом Господа. И наконец понял, что Он не может дать мне ответы, которые я ищу.
– Однако вы по-прежнему веруете?
– Верую. Не по привычке или из потребности в ритуалах, хотя я очень люблю церковные обряды. Наверно, я не расстался с верой еще и потому, что во мне живет потребность постичь загадку жизни. Что для нас реальность? Что – мираж? Почему мы всю жизнь пытаемся отделить одно от другого? И когда мы умираем, когда наше телесное «я» прекращает свое существование, если это просто исчезновение сознания… значит, что тогда?
– Это великая тайна бытия, – сказала я.
Дитрих посмотрел на часы:
– Я обещал сыну Хорсту, что сегодня поздно вечером свяжусь с ним по «Скайпу». Он сейчас разводится. Ему всего тридцать два, у него маленькая дочь – моя внучка, – и он очень расстроен, хотя давно уже несчастен в браке. Но он решил поддаться унынию. И я его понимаю. Бывало, и сам в трудные моменты жизни впадал в депрессию.
– Вы очень хороший отец. Так поздно, а вы ему будете звонить.
– Родитель – пожизненная работа. Для родителей дети всегда остаются детьми. Ты всегда близко к сердцу принимаешь их переживания, с волнением следишь за тем, как они пробивают себе дорогу к счастью… или к несчастью.
– Родитель… для меня это уже несбыточная мечта.
– Не говорите так.
– В октябре прошлого года мне исполнилось сорок.
– Если учесть уровень современной медицины, то у вас еще есть время.
– Хотелось бы верить.
– Должен признаться, не ожидал я, что такой вот разговор у меня состоится в Тате, – сказал Дитрих. – Верующий человек, что живет во мне, возможно, даже решил бы, что судьба не случайно свела нас сегодня вместе. Даже когда тебя душит отчаяние одиночества или одолевают сомнения, кто-то придет и напомнит тебе, что ты не один на белом свете.
– Прекрасно сказано. Последний вопрос. Бог откликнулся на ваш зов, когда вы в полнейшем одиночестве, подвергая себя опасности, странствовали по Сахаре?
– Разумеется.
– И что Он сказал вам, позвольте узнать?
– Он сказал, чтобы я возвращался туда, где безопасно.
– Хороший совет.
Дитрих встал:
– Я уезжаю завтра восьмичасовым автобусом. Так что, если вам нужен попутчик до Уарзазата…
– Мне необходимо уехать на автобусе, который отходит в пять часов утра.
– Вы не успеете выспаться.
– Верно. Но завтра во второй половине дня прямой рейс в Париж. Я попробую улететь этим рейсом. И чтобы быть в Уарзазате ко времени, мне нужно ехать самым первым автобусом.
Теперь и я поднялась из-за стола. Пожала Дитриху руку. Он сдержанно, почти чопорно поклонился, демонстрируя старосветскую учтивость, здесь, в самом сердце пустыни.
Спустя пять минут я уже была в своем номере, где кондиционер работал на полную мощность. Невольно я размышляла о том, какой мудрый совет дал Всевышний Дитриху, когда тот искал уединения на пустынных просторах грозной Сахары.
Возвращайся туда, где безопасно.
Я достала свой ноутбук. Вошла в сеть, нашла сайт по продаже авиабилетов и забронировала места на три завтрашних рейса: из Уарзазата в Париж, из Парижа в Бостон, из Бостона в Буффало, куда должна была прибыть в 9.45 вечера по местному времени. Этот билет на места в эконом-классе, купленный за считаные часы до вылета, обошелся мне в нелепо баснословную сумму – 1700 долларов. Но ведь это просто деньги. А мне пора было положить конец безумию и вернуться домой.
Заплатив за билет кредитной картой, я послала Мортону срочное сообщение по электронной почте:
Надеюсь, твой «Блэкберри» у тебя под рукой, ведь ты, я знаю, собираешься встречать меня сегодня в Буффало в 9 вечера. Я еще в Марокко, поэтому не трудись. Объясню все при встрече в офисе через два дня. Я вылетаю завтра и прибуду поздно. Да, мне есть что тебе рассказать.
Я отправила письмо, потом поставила маленький будильник на четыре пятнадцать утра. Для меня по любым меркам это был долгий трудный день, и мне пришлось напомнить себе, что вчера в это самое время я ночевала в отеле Касабланки, хоть и спала недолго. Надо же, как может перекоситься жизнь за короткий промежуток времени.
Теперь, пребывая в более уравновешенном состоянии, располагающем к размышлениям – особенно после интересного ужина со священником-немцем, – я поняла, что, едва мною было принято решение «покинуть корабль» и вернуться в Штаты, исступление, не отпускавшее меня последние дни, мгновенно улеглось. Что ж, раз важное решение принято, можно со спокойной душой лечь спать – всего на несколько часов.
В 04.15 звонок будильника резко выдернул меня из сна. Я заставила себя принять душ. После оделась, убрала в свой небольшой рюкзак все вещи, что доставала на ночь, и покинула гостиницу.
На небе еще светила луна, и в предрассветных сумерках мне приходилось внимательно смотреть под ноги при спуске в лежащий внизу городок. Автовокзал находился за пределами городской стены, от которой до него была всего минута ходу. Я посмотрела на часы и поняла, что буду на месте за десять минут до отправления автобуса.
Достигнув конца спуска, я разглядела у стены две курящие фигуры. Они сразу отшвырнули сигареты, едва я попала в их поле зрения. Неожиданно я заметила две одинаковые бейсболки. Это были те двое парней, что заигрывали со мной накануне вечером.
