– Вам помочь? – спросил он.
Я кивнула.
– Можно взять вас за руку?
Я снова кивнула.
Одной рукой Аатиф накрыл мою ладонь, обхватившую ручку дверцы, второй крепко взял меня за плечо.
– Отпустите, пожалуйста, – сказал он. – Я помогу вам сесть в машину.
Я повиновалась, в буквальном смысле рухнув к нему в объятия. Пусть Аатиф на вид был маленьким и приземистым, но, отцепляя мои пальцы от дверцы и усаживая меня в пассажирское кресло, он продемонстрировал удивительную силу.
Когда я благополучно устроилась в машине, Аатиф прошел к багажнику, порылся там и вернулся с бутылкой воды, все еще покрытой конденсатом. Может, у него в багажнике есть какой-то простенький холодильник?
– Попейте, – предложил он, протягивая мне бутылку.
Я выпила пол-литра и вернула ему бутылку. Он сделал несколько небольших глотков и снова отдал ее мне.
– Вам нужно пить постоянно.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Большое спасибо. Простите, что вспылила. У меня не самые приятные воспоминания о пустыне.
– Знаю. Идир мне рассказал. Ужас. Очень вам сочувствую. Но…
Он завел мотор. «Ситроен» обнадеживающе затарахтел. Аатиф включил передачу, мы тронулись с места, и он закончил:
– …я доставлю вас в Марракеш.
Все еще пребывая в мучительном, тревожном возбуждении, я откинулась на спинку кресла. Аатиф закурил, молча ведя машину по пустыне. Примерно через час солнце начало садиться, омывая Сахару сиянием сумеречных красок. Как же мне хотелось восторгаться и восхищаться этой пугающе первозданной красотой. Но единственное, что мне удавалось, это не скатываться в бездну, где маячили призраки недавно пережитого кошмара.
Аатиф, к его чести, не сказал ни слова, пока мы бороздили пески. Он лишь курил одну сигарету за другой, время от времени поглядывая на меня – проверял, не теряю ли я самообладание. Я была благодарна ему за то, что он не давил на меня своим вниманием, давая возможность отгородиться от кошмара… хотя бы на час или два.
Тяжелые травмы страшны своими последствиями. Ты от них отмахиваешься. Убеждаешь себя, что «справишься». Но очень скоро начинаешь понимать, что, раз пережив ужас, ты будешь помнить об этом всю жизнь. Даже если в конечном счете ты примиришься с тем, что случилось, придешь в некое согласие с омерзительностью произошедшего, это вечно будет с тобой. Твой мир изменится безвозвратно из-за того, что тебя постигло.
Машину тряхнуло, и мы из песков выехали на асфальтированную дорогу. Увидев впереди указатель на Тату, я содрогнулась.
– Не волнуйтесь, – успокоил меня Аатиф. – Мы туда не поедем. Но я сейчас остановлю машину, и вы снова наденете джеллабу и паранджу.
– Зачем?
– Через два-три километра полицейский блокпост.
– Откуда вы знаете?
– Я проезжал его несколько часов назад.
Аатиф замедлил ход. Мы находились на пустынном участке дороги, ведущей в Уарзазат. Он затормозил, сказав, что, поскольку уже стемнело, я могу спокойно переодеться под открытым небом. Правда, если какая-нибудь машина появится на дороге и осветит меня фарами…
– Я быстро, – пообещала я.
Выскочив из «ситроена», я схватила сверток со своей одеждой и меньше чем через минуту уже была в джеллабе и парандже. Только я переоделась, на дороге за нами засверкали фары приближающегося грузовика.
– Молодец, – похвалил меня Аатиф, когда я проходила мимо.
– А если полиция потребует, чтобы я предъявила документы? – спросила я.
Аатиф достал из бардачка марокканское удостоверение личности какой-то женщины примерно моих лет, наделенной грубоватой красотой. И мрачной, как и все лица на казенных зернистых фото, снятые крупным планом.
– Ваша жена? – поинтересовалась я.
– Сестра.
– А ей разве не нужны ее документы?
– Уже нет. Она умерла.
– Молодая совсем.
– Рак не щадит ни молодых, ни старых.
Аатиф закурил очередную сигарету.
– В общем, когда полиция нас остановит, я скажу, что вы – моя сестра.
– А если они станут задавать мне вопросы?
– Не станут. Потому что вы в парандже. А потребовать, чтобы вы показали лицо, они могут лишь в том случае, если примут вас за террористку. Я часто езжу по этим дорогам. Не скажу, что знаю всех полицейских или что они знают меня…
– Но, если вы из этого района….
– Я живу в селении, которое находится очень далеко от Уарзазата. Если б мы ехали через тот département, у меня и мысли бы не возникло выдать вас за мою сестру. Там ее все знают. Знают, что она умерла. А здесь… без проблем.
– Но если меня все же начнут допрашивать?
– Молчите. Я скажу им, что вы глухонемая.
Пять минут спустя мы подъехали к блокпосту. Двое полицейских в форме своим автомобилем наполовину перегородили дорогу. Они поприветствовали Аатифа и попросили предъявить удостоверение личности. Он вручил им два комплекта документов. Один из полицейских посветил на меня фонарем. Мои глаза были едва видны в щели паранджи, но я смотрела строго вперед, и мгновением позже фонарь погас. Аатифа попросили выйти из машины. Я услышала, как он отвечает на вопросы, потом открывает багажник. Я сидела, скованная страхом, который все нарастал. Я знала, что не выдержу напряжения, если на меня снова направят луч фонаря. И тогда полицейские сразу поймут, что я и есть та самая женщина, которую разыскивает все Марокко.
Но через пару минут Аатиф снова сел за руль, полицейский пожелал ему доброй ночи, и мы поехали дальше.
Аатиф опять закурил, глубоко затянулся сигаретой и выпустил огромное облако дыма. От облегчения.
– Первый блокпост позади, – наконец произнес он.
Глава 24
Мы заночевали на окраине небольшой деревушки, которая, по словам Аатифа, находилась в получасе езды от Таты. Это селение, глухое местечко в стороне от разбитой проселочной дороги, что ответвлялась от шоссе, по которому мы ехали, называлось Сиди-Бутазарт. Оно лежало на пути к первой деревне, в которой Аатиф намеревался остановиться завтра утром. Я не хотела располагаться на ночлег близ Таты, и Аатиф предложил разбить лагерь здесь.
– Я знаю один тихий уголок, где нас никто не увидит, – сказал он.
Этот тихий уголок оказался клочком пахотной земли, на котором стояло одно-единственное хилое дерево. Неподалеку паслись несколько коров и коз. Как и прежде, Аатиф постарался убедить меня, что во время нашего совместного путешествия он намерен вести себя исключительно корректно: взяв две постельные скатки, он разложил их по обе стороны от машины. Каждая представляла собой тонкий хлопчатобумажный матрас с двумя легкими простынями и сеткой, которую он посоветовал мне надеть на лицо, когда я лягу спать, на тот случай, если песчаные мошки проснутся рано. В оазисе, где я недолго жила, днем от песчаных мошек спасу не было. На ночь они куда-то исчезали, но с восходом солнца снова вылетали на охоту. Именно поэтому, объяснил Аатиф, здесь важно спать ложиться рано и вставать перед самым рассветом.
