– Что?
Алексия заморгала, и по ее щеке скатилась слеза.
– Я… я только недавно нашла тебя. И не могу потерять так скоро.
Грудь Кэмерона сдавило болью. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда же он открыл их снова, Алексия подошла ближе и смотрела на него так, словно он был головоломкой, которую ей предстояло разгадать.
Кэмерон посмотрел на дочь, и ее подбородок задрожал.
– Скажи что-нибудь, папа.
Ощущение смешанного с болью тепла разлилось по груди Кэмерона и вступило в борьбу с мириадами различных эмоций, зародившихся в душе.
– Иди сюда, Алексия.
Она подошла достаточно близко, чтобы Кэмерон ощутил исходящий от нее аромат мыла.
– Я слишком большая, чтобы забираться тебе на колени, правда? Но мне очень этого хочется.
Рвущийся наружу смех прогнал вставший в горле Кэмерона ком.
– Раз уж ты достаточно взрослая, чтобы ругаться, как моряк, то для сидения на коленях и вовсе ужасно стара. – Кэмерон похлопал по сиденью рядом с собой. – Иди сюда.
Алексия опустилась на диван, но не произнесла ни слова, как если бы решила, что теперь говорить должен ее отец. Кэмерон взял руку дочери и вложил ее в свою широкую ладонь. Он долго не прерывал молчания.
– О чем ты думаешь, папа?
Кэмерону пришлось откашляться.
– Я думаю о том, какими, должно быть, крошечными и пухлыми были твои ручки в младенчестве. – Он легонько постучал пальцем по каждой костяшке на руке Алексии. – Вот здесь наверняка были ямочки.
Девочка захихикала.
Кэмерон судорожно вздохнул, чтобы отделаться от давления в груди, и отвернулся.
– Ты плачешь, папа?
Кэмерон посмотрел на девочку.
– Наверное, – ответил он, не узнавая собственного голоса. – Я столько всего пропустил и уже не смогу наверстать. Поэтому мне ужасно не хочется пропустить что-то еще.
Улыбка, теплая, точно солнечный свет, озарила лицо и глаза Алексии.
– Значит, ты возьмешь меня с собой?
– Ты уверена? Обсудила это со своей семьей?
Алексия энергично закивала.
– Ma tante сказала, что я должна немедленно известить тебя об этом. И еще она велела остаться ночевать у тебя. Чтобы ты не уплыл без меня. А мои вещи она пришлет прямо на корабль.
– Правда? Сомневаюсь, чтобы тетя разрешила тебе разгуливать в одиночку по ночным улицам.
Алексия закусила губу.
– Меня привез Рене. Он сказал, что ты одобришь это. И то, что ma tante пришлет вещи на корабль. Он велел тебе передать, что они с Бастьеном встретятся с нами утром, чтобы проводить. Я знаю, что делаю, папа. И уже со всеми попрощалась.
Кэмерона охватило какое-то странное беспокойство. Правда ли все это? Но почему Жозетта больше ничего не передала? Хотя с какой стати ей это делать?
– Как скажешь.
Отец и дочь долго смотрели друг на друга, словно оба наконец решили перейти через мост, который давно уже нужно было перейти. Только на этот раз они пойдут по нему вместе.
– Ты будешь скучать по семье, Алексия. Ты должна знать это.
Улыбка сошла с лица девочки, и она помрачнела.
– Ты не хочешь, чтобы я ехала с тобой?
– Конечно же хочу. – Кэмерон обнял дочь за плечи и легонько пожал. – В конце концов я столько раз повторял, что ты достойна лучшей жизни. Так почему же ты должна думать иначе? Однако важно понимать, насколько серьезно принятое тобой решение. Ты не можешь провести в открытом море неделю, а потом вдруг передумать.
– О, мой разум и сердце не станут чувствовать иначе. Я слишком много думала, прежде чем принять решение. – Алексия вновь закусила губу. – Значит, я могу у тебя остаться, папа?
Какая-то частичка сердца Кэмерона встала на место.
– Можешь. Но я хочу, чтобы ты отправилась в постель и была готова выехать из дома задолго до рассвета.
Алексия поднялась с дивана, потянулась и едва сдержала зевоту.
– Да, пойду-ка я лучше спать. Ужасно устала.
Оба рассмеялись.
– Ступай, плутишка.
Вместе они поднялись по ступеням. Кэмерон подождал в коридоре, пока Алексия наденет сорочку, которую оставила здесь в прошлый раз.
– Entre, папа, – крикнула она.
Кэмерон распахнул дверь и увидел, что Алексия уже лежит в постели, укрытая одеялом. Улыбнувшись, Кэмерон подошел ближе.
– Почему у меня такое чувство, что нам будет очень здорово вместе, когда мы отчалим от берега? – Он наклонился и поцеловал девочку в лоб.
– Папа?
– Да?
– Можно я возьму с собой Ночку?
– Кота Эббота? Я вынужден сказать нет. – Кэмерон направился к двери, а потом остановился. – Как ты относишься к тому, что мы постараемся найти тебе котенка в первом же порту? Он сможет принимать участие во всех наших путешествиях.
– Правда?
Кэмерон кивнул, вновь собираясь уходить.
– Я люблю тебя, папа.
Кэмерон едва не споткнулся. Он поднял голову к потолку в попытке сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Ему стоило огромных трудов обрести дар речи.
– Я тоже люблю тебя, Алексия.
Он вышел за дверь, а потом просунул голову в щель.
– Алексия?
– Да, папа?
– Я рад, что ты у меня есть.
Глава 29
Вместо того чтобы смотреть на восток, куда направлялась «Арабеска», Кэмерон стоял на корме, наблюдая за тем, как вечернее солнце окрашивает облака на западе светящимся оранжевым и живым пурпурным цветами. Три дня в открытом море и умиротворение, охватывавшие его всякий раз, когда он оказывался на борту, куда-то улетучились. Привычного душевного спокойствия он тоже почему-то не обрел.
Что бы Кэмерон ни делал, он никак не мог стереть из памяти воспоминаний о Жозетте. Он оглянулся на Алексию, стоявшую у правого борта и обозревавшую бескрайнюю гладь моря. Она держала в руках проклятого кота Эббота. Девочка ни разу не упоминала тех, кого оставила дома, но Кэмерон знал, что она скучает по семье, ибо слышал, как она разговаривает с котом. Неудивительно, что девочка тайно протащила его на корабль. Ведь Ночка был единственной ниточкой, связывавшей ее с Новым Орлеаном.
При мысли об этом сердце Кэмерона сжалось. Сможет ли Алексия справиться с грустью, читавшейся в ее глазах? Может, ему стоило настоять, чтобы она осталась со своей семьей? Кажется, вместо того чтобы с легким сердцем путешествовать по свету, он еще больше запутался.
Отправившись в путь, Кэмерон снова и снова оглядывался на свое прошлое. И вот сегодня он пришел к заключению, что последние три года избегал жить в полную силу. Рядом была его дочь и команда корабля, а он все равно чувствовал себя ужасно одиноким. Кэмерон никак не мог отделаться от ощущения пустоты, поселившегося в каждой клеточке его тела.
