В какой момент отвращение стало мерой художественной ценности? Ведь на самом деле никому не нравится смотреть на дерьмо, использованные тампоны или пластиковые гениталии, а галереи тем не менее этим забиты! И какой из этого вывод? А вот какой: если художнику больше нечего предложить публике, кроме оскорблений и унижения, то ему приходится заходить все дальше и дальше, чтобы не стать слишком предсказуемым.
— Но это же и правда отвратительно! — запротестовала я.
— Вот именно! — спокойно отозвалась Йована. — Так что, будем использовать наши материалы?
— Думаю, да. Тебе это интересно?
— Конечно, как всегда.
Я вернулась в галерею Казбича в одиннадцать утра на следующий день, и первая часть работы Йованы уже была у меня на телефоне. Одежда начинала выглядеть как-то неопрятно, как любые вещи, которые носят слишком часто, но сейчас мне было не до того. Я надела черную кашемировую водолазку, проверенные временем брюки от «Миу Миу» и, гладко зачесав волосы назад, завязала высокий хвост — просто и серьезно.
— Чем могу помочь? — удивленно спросила девушка-администратор, быстро убирая журнал и пепельницу в ящик стола.
Барышня явно не привыкла к посетителям. На девушке был черный фетровый сарафан, надетый поверх винтажной рубашки 1970-х годов с узором пейсли и отложным воротничком. Довольно убедительно, но рядом со столом стояла сумка из кожзама, да и за лицом девушка явно не ухаживала. В общем, не белградская принцесса, решившая поиграть в куратора, а, скорее всего, студентка, нашедшая подработку.
— Надеюсь, что сможете, — осторожно ответила я, ожидая, что Казбич вот-вот появится из-за двери, словно Носферату. — Меня зовут Элизабет Тирлинк. — Я протянула ей визитку галереи «Джентилески». — У меня есть работа, которая, как мне кажется, может заинтересовать одного из ваших постоянных клиентов.
Я открыла фото с коллажем Йованы и протянула девушке телефон. Та едва взглянула на фото, куда с большим интересом глядя на три сотенные купюры, которые я вложила в футляр телефона.
— Надеюсь, у вас получится связаться с этим клиентом и сообщить о моем предложении. Я пробуду здесь всего пару дней, но думаю, мое предложение должно серьезно его заинтересовать, — сообщила я, убрала телефон и деньги в сумочку, а потом сделала эффектную паузу.
— А как зовут этого клиента?
— Дежан Разнатович, — с невинным видом ответила я.
— Я… я н-не знаю, о ком вы говорите, — залепетала она с искаженным от шока лицом.
— Не стоит, прошу вас, — спокойно сказала я, доставая из сумочки сигареты. — Вы прекрасно знаете, о ком идет речь. Все в порядке. Доктор Казбич приезжал в мою галерею в Венеции. К тому же мне известно, что он работает и на господина Ермолова, — добавила я и протянула ей пачку сигарет, куда было вложено уже двести евро.
Средняя зарплата в Сербии — около четырехсот евро в месяц. Достав из пачки сигарету, я прикурила и протянула пачку девушке. Она взяла сигарету, открыла ящик стола, достала оттуда пепельницу, а пачку положила на ее место. Подождав, пока она сделает пару затяжек, я добавила, что пыталась поговорить с доктором Казбичем напрямую, но не смогла до него дозвониться, а сейчас оказалась в Белграде по делам — заехала проведать моих художников из «Ксаок коллектив» — и решила зайти лично.
— Ой, а вы знакомы с «Ксаок»? — просияла она.
— Ну конечно, — кивнула я, вспомнив, что в Сербии Йована и сотоварищи очень популярны, практически рок-звезды. — Я как раз только что от них. Такие сумасшедшие вечеринки они устраивают, вы себе не представляете!
— Думаю, я могла бы посмотреть…
— Конечно могли бы, — заговорщическим тоном подбодрила ее я.
— А можно еще раз взглянуть на… на работу?
— Разумеется. — Иронично приподняв бровь, я протянула ей телефон.
Девушка села за стол и стала притворяться, будто что-то ищет в базе данных галереи.
— У них, кстати, намечается глобальное мероприятие на этих выходных, — как бы между прочим заметила я. — Закрытый концерт Владимира Ачича!
— Правда?
— Правда. Я пойти не смогу, но могу внести вас в список. Просто скажите свою фамилию.
Она прищурилась и принялась внимательно рассматривать меня. Неужели я перестаралась?! Притворившись, что разглядываю бодибилдеров эпохи Возрождения, я отвернулась к окну, а открытую сумочку поставила на стол, чтобы девушке был виден лейбл.
— Неплохие работы. А вы тоже занимаетесь искусством?
— Да. В основном скульптурой.
Бинго!
— Правда? Ну тогда вам просто необходимо познакомиться с Йованой, — по-сестрински сказала я и постаралась искренне улыбнуться, что я делаю нечасто.
— В общем… Да, в нашей базе действительно есть некий господин Разнатович.
— Сможете позвонить ему? И не забудьте написать, как вас зовут, я передам Йоване.
Администратор сделала несколько звонков. Она говорила по-сербски, я не понимала ни слова, но и так было заметно, что она сильно нервничает. Через пятнадцать минут у меня была назначена встреча с Дежаном. Уходя из галереи, я подумала, что надо и правда рассказать о ней Йоване, — никогда не знаешь, вдруг девочка и правда талантливая, хотя концерт Владимиру наверняка придется отменить.
Тимоти был, мягко говоря, не в восторге от нашего нового места жительства, что в моих глазах являлось признаком бедного воображения, зато теперь он жаловался на жесткие туристические коврики и спальники, в которых нам приходилось спать, и немного отвлекся от своих страданий по Эдуарду, хотя я и пытался убедить его, что съемка того, что происходит в сквоте, могла бы помочь ему составить портфолио для поступления в школу моды.
На данный момент у меня были более серьезные проблемы: как привести себя в порядок с помощью холодной воды из-под крана на бывшей офисной кухне? Я поставила чайник, нагрела воду и умылась спонжем, а потом сделала идеальный макияж, насколько это возможно без нормального зеркала. Белье от «Эрес» из тончайшего черного кружева и мой единственный вечерний наряд — черное платье из туссора от «Ланвин» с глубоким плиссированным вырезом на спине, которое я попросила отпарить перед отъездом из отеля. В целом смотрелось неплохо, но незаконченность образа не давала мне покоя. Взяв в руки босоножки из перфорированной кожи от Алайи, я босиком спустилась вниз с десятого этажа и вытерла ноги влажной салфеткой, стоя на мраморном кафеле, а потом совершенно неэлегантным образом натянула черные чулки. Дежану к пятидесяти, это поколение чулки уважает.
Ресторан, в котором Дежан назначил встречу через ассистентку Казбича, находился в излучине Дуная, у стен старого замка Белграда. Район, где ранее располагались только верфи и складские помещения, теперь превратился в модный квартал с ресторанами и барами с видом на реку. Ближе к восьми я влилась в поток девушек, уверенной походкой перемещавшихся по мощеной набережной, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Политическая изоляция Сербии дорого обошлась стране в экономическом отношении, зато сотворила чудеса на ниве евгеники: почти все девушки выглядели как сбежавшие с подиума модели, ростом метр восемьдесят, бесконечно длинные ноги, словно у скаковых лошадей, облегающие мини-платья или крошечные юбки, вопреки капризам погоды. В них была какая-то естественная красота, впрочем зачастую скрытая под толстым слоем косметики и накладными ресницами, но больше всего меня поразили волосы. Страна переживала непростые времена, поэтому и к созданию прически девушки относились стоически: обесцвеченные, вытянутые феном, зачесанные назад, зализанные, завитые и политые лаком! Холодная война давным-давно закончилась, но прически у девушек были такие, будто Берлинская стена так и не рухнула. Дерзкие и великолепные, они вступали в конкуренцию за счастье и не собирались рисковать из-за неаккуратно вытянутых щеткой волос.
