Дальнейшие слова не шли из горла. Фелисити произнесла их сама:
— Но ты не готов.
Чувствуя безмерную тяжесть на сердце, Люк покачал головой.
— Не готов.
— Ясно. Что ж, позвони, когда почувствуешь, что мы можем попытаться снова. Кто знает.
— Хорошо.
Фелисити пошла к машине. Люк смотрел ей вслед, не делая попытки удержать. Солнце грело плечи через халат. Под ним была серая футболка, такая же, как на Энни, только на два размера больше. Какая же она хрупкая — даже севшая после стирки футболка висит на ней, будто на девочке, натянувшей папину одежду… Энни. Надо же, все мысли стремились к ней. Весь его мир крутился вокруг одной точки — то ли просто сила притяжения, то ли опасный водоворот.
Люк вошел в дом и улыбнулся, учуяв запах жареного бекона. При Энни дом обретал прежний уют. Люк не знал, правда ли он цеплялся за нее, не желая расставаться с тенью Натали. Пока не время отвечать себе на эти вопросы. Главное — помочь ей начать новую жизнь, избавиться от насилия.
— Иди завтракать! — позвала она из кухни.
Люк пошел на зов. Энни поставила на стойку две тарелки с жареными яйцами, беконом и тостами, а затем принесла ему стакан апельсинового сока.
— Откуда у меня бекон и сок? Ты что, в магазин ходила?
— Ага, конечно, в этом шикарном наряде!.. Нет, я хорошенько порылась в твоих запасах. Все свежее, срок годности не истек. А сок в морозилке лежал. Я же разбирала твой холодильник пару недель назад, сама его туда и сунула.
Когда Люк проглотил первый кусок, в животе заурчало — еще бы, он не ел почти шестнадцать часов.
— Ну, что вы там, разобрались?
— По-моему, она поверила, что у нас с тобой нет жаркого романа. Но мы решили пока воздержаться от встреч.
— Почему?
— Ей кажется, что я еще не готов. Наверное, она права. — Люк отложил вилку. В последний раз Энни завтракала в их доме на следующий день после похорон Натали. И время тоже близилось к обеду.
— Вот как, — кивнула она с набитым ртом. Еда — хороший предлог, чтобы не говорить, что думаешь на самом деле.
Люк положил в рот еще кусочек яичницы. Им столько нужно было обсудить, а он не знал, с чего начать. Что теперь? Идти к Энни за вещами? А потом он отвезет ее в центр для женщин, пострадавших от насилия? Или в гостиницу? А может, она еще раз переночует у него? И как ему теперь смотреть на Брайана?
У Энни зазвонил телефон, разрезав тишину и его мысли. Звук шел из-под диванной подушки. Энни бросила на стол вилку и спрыгнула со стула. Взглянув на экран телефона, замерла.
— Он?
Энни кивнула. Конечно, Брайан. Кто же еще. Иначе с чего бы она так побледнела. Энни отключила звук и бросила телефон обратно на диван, потом закрыла лицо руками.
Люк был босиком, так что подошел неслышно, и Энни вздрогнула, когда он положил руку ей на плечо. Она прижалась к нему и обвила руками. Люк обнял ее в ответ.
Странное, забытое чувство близости… раньше он испытывал его только с Натали. Серая футболка Люка впитывала ее слезы, как почва после дождя. Он погладил Энни по спине. Как бы ему хотелось избавить ее от всех печалей…
— Давай я отвечу, если он позвонит. Тебе вообще не обязательно с ним больше разговаривать.
Руки Энни безвольно повисли, и Люка захлестнуло горячей волной смущения — похоже, он пережал. Объятия, ласковые слова… Наверное, еще слишком рано. Он отступил на шаг, не отваживаясь поднять на нее глаза.
— Я пойду домой, — сказала Энни. — Он наверняка уже в норме.
— Что-что?
— Я свою одежду выбросила, можно, в твоей пойду?
— Значит, домой пойдешь? — переспросил Люк, не обращая внимания на вопрос о пижаме.
— Ну да. Зря мы с ним поссорились. У Брайана сейчас сложный период…
— Он на таблетках, Энни, я сам видел! Прекрати его покрывать!
— Всё из-за алкоголя, я знаю. Он сразу меняется. И принимает таблетки, чтобы успокоиться. Но он пойдет лечиться, он обещал. Прежде он никогда на меня руку не поднимал, пока Мэтт не переехал.
У Люка потемнело в глазах от ярости. Разве может человек ни с того ни с сего превратиться в чудовище?.. Впрочем, если Энни из того же теста, что его мать, скрывать правду для нее куда привычнее, чем говорить ее.
— Как же он пойдет лечиться, если не хочет, чтобы люди вообще знали о его проблемах?
— Понятия не имею. Но что делать, мне некуда больше идти.
— В центр реабилитации. Или куда-нибудь подальше отсюда. Я отвезу тебя. Я…
— Не надо. Он меня найдет.
— И что? Разве это повод жить с человеком, который распускает руки?
— Тебе не понять. У нас все не так, как было у вас с Натали, ясно? Нет у меня никого, кто любит и заботится… Ну и пусть! Я привыкла. Если ты меня увезешь, Брайан все равно не отступится. Мало того, что меня, он и тебя достанет, и твою семью.
Люк не верил своим ушам. Внутри нарастала паника. Он ухватил Энни за запястья.
— Тебе нельзя возвращаться. Я тебя не пущу. Нельзя так жить, понимаешь?
Она отвела глаза. Люк понял, что Энни отгородилась от него и больше не слушает — так открывают окна перед ураганом, чтобы спасти дом.
— Пожалуйста, позволь помочь тебе…
По ее лицу струились слезы. Люк выпустил ее руку и провел пальцами по щеке.
— Маме я не помог, дай же хоть тебя уберечь.
— А я не твоя мать! — горько выплюнула Энни и закусила губу.
Вот и всё. Сейчас она уйдет, и он ничего, ничегошеньки не сможет сделать.
Нервно взвизгнул дверной звонок. Энни подскочила, словно у порога взорвалась бомба, и кинулась было к двери, однако Люк ее удержал. Сердце разрывалось от боли, которую он таил в себе с детства. Хватит терпеть и притворяться.
— Когда решишься от него уйти, тогда и звони. А до этого не смей. И к детям не приходи.
— Вот, значит, как? Ладно. Тогда прощай.
— До свидания, — прошептал Люк.
Энни ушла прочь, не оборачиваясь. Он упал на диван и заткнул уши, чтобы не слышать, как открывается дверь и по дому разносится зычное брайановское «приве-е-е-т».
Глава 25
Лежа в кровати, Люк все никак не мог понять, как же так вышло, что семнадцатую годовщину свадьбы он проводит в одиночестве — Натали больше нет, дети уехали, Энни ушла, Фелисити тоже…
Всю неделю он снова и снова проигрывал в голове ссору с Энни. Эти мысли преследовали его повсюду, на работе и в непривычно пустом доме. Что он сделал не так? Мог ли поступить иначе? Любой из разыгранных сценариев заканчивался одинаково — Энни больше с ним не разговаривала. Что ж, по крайней мере, он первый отказался от общения…
