Люк достал из шкафа вешалку с платьями — зеленое шелковое, которое Натали надевала, когда они ездили в круиз, и то, с цветочным узором, с фотографии, сделанной на Пасху. Он дернул их вниз; вешалка треснула и сломалась. Плевать. Рядом валялась уже целая куча таких же. Люк сунул платья в большой черный мешок для мусора.
Он вдохнул через рот, лишь бы не чувствовать ее запах. Надо жить дальше. Жить самостоятельно. Так, еще два платья, теперь туфли… Часть забитых доверху мешков уже перекочевала на чердак. Сперва Люк хотел отнести их в благотворительный фонд, затем передумал. Не потому, что был сентиментален; просто вспомнил, что Мэй вернется и убьет его. Пусть пока одежда полежит на чердаке, а потом дочка подрастет и выберет что-то, что сможет носить.
На чердаке было душно. Пока Люк затащил наверх шесть тяжелых пакетов, футболка промокла от пота. Надо устроить перерыв и сделать то, что откладывал весь день. Два дня, если точнее. Люк поставил стремянку на место и промокнул лицо футболкой, затем пошел на кухню через щитовую, чтобы не смотреть на разбитую вазу в холле. Полез под раковину, достал мусорный мешок, желтые резиновые перчатки и тряпку. Вооружившись таким образом, отправился устранять последствия — опустился на колени и стал подбирать синие керамические осколки. Ладони в резиновых перчатках тут же вспотели.
Вот и всё — вся ваза в сборе в мусорном мешке. Люк огляделся. Кажется, всё собрал — на полу, на ступеньках и возле двери чисто. А, нет, вот еще один сине-белый осколок, выглядывает из-под высохшего пузырящегося конверта… Люк отодрал конверт от пола, добрался до осколка и швырнул его в мешок. Он собирался отправить туда и письмо, но из надорванного конверта выглянул листок с обрывком таинственной фразы: «…о нашем маленьком секрете».
Люк осторожно вытащил из конверта письмо. Он ошибся — речь в нем шла не о годовщине свадьбы; Натали писала о дне, который Люк предпочел бы не вспоминать. Пробежав глазами строчки с поздравлениями и пожеланиями, он начал читать с того места, где Натали упомянула другую их годовщину:
Сегодня мне вроде бы не так плохо. Значит, пора писать. Мне очень страшно, но до того, как умру, надо, чтобы ты знал, каково мне пришлось. Попытаюсь объяснить, что я думала и чувствовала, может быть, ты поймешь.
В десять утра мой отец обнаружил у вас дома на кровати твою мать и сестру. Через пять минут к дому подъехала полиция, через двадцать — «Скорая», а через сорок пять — коронер. Полицейские решили, что ты тоже погиб, и я верила в это целый час.
Полицейские пришли к нам, расспросили отца. Они не знали, что я все слышала. Твоя мать и сестренка умерли, а тебя и твоего отца не могли разыскать. Они выдвинули столько версий, что у меня голова пошла кругом. Потом у маяка нашли машину твоего отца. Похоже, подтвердилась версия с убийством и самоубийством.
Я вспомнила о том, как ты прятался на крыльце заброшенного дома на пляже. Если ты жив, то скрываешься там.
Еще не было девяти, солнце только начало пригревать, и роса не обсохла. Я бросилась к сараю, где припрятала рюкзак с конфетами, банкой арахисового масла и тремя пачками сока.
Внутри было темно и душно. Я пробиралась внутрь, держась за стенку. Рюкзак я не нашла, зато нашла тебя. Ты скорчился в уголке, на плечи и колени падали солнечные лучи. Ты был весь в пятнах засохшей крови и лежал тихо. Я решила, что ты мертв, испугалась, что, дотронувшись до тебя, почувствую, какой ты холодный. Я положила ладонь тебе на грудь — слава богу, теплую, сердце билось. Ты вздрогнул и прошептал:
— Натали!
— Люк! Живой!
Я ощупала твой лоб. Кажется, цел. Ты рассматривал себя с удивлением.
— Живой, — сказал наконец.
— А я думала, ты умер.
Я прижалась губами к твоим губам. Мы целовались и раньше, но в тот день все было по-другому, мы оба это поняли.
После первого нежного поцелуя был следующий — долгий, страстный, как будто ты хотел удержать меня навечно. А я и не собиралась уходить.
— Я люблю тебя, — шептала я, пока ты стягивал с меня футболку.
— И я. Я буду любить тебя всегда, — ответил ты.
Ты целовал меня в шею и плечи, я помогла тебе снять рубашку, чтобы быть ближе, успокоить, утешить.
Весь мир перестал существовать. Мы легли на пол, и мне было наплевать на грязь, на солому, на затхлый запах. Мне хотелось остаться с тобой навсегда, чтобы ты позабыл обо всем том ужасе, что с тобой приключился.
Знаешь, мне нисколько не жаль, что я рассталась с девственностью в тот день. Когда все закончилось, я свернулась рядом с тобой клубочком. Кожа у тебя горела. Потом я столько раз вспоминала!.. Твоя жизнь рухнула, и мы отыскали друг друга в этих обломках, поймали прекрасный, невероятный момент. Волшебным образом время остановилось.
— Поверить не могу, что мама позвонила в полицию.
Я похолодела. Так ты не знал…
— Люк! — Я осторожно поцеловала тебя. — Это мой папа им позвонил.
Глядя тебе в глаза, я про себя умоляла, чтобы ты сам все понял. Как мне сказать это вслух?
— Вот дерьмо… Мама теперь изведется.
Ты сел, снова натянул футболку, огляделся в поисках обуви, затем вспомнил, что прибежал сюда босиком. Я тоже оделась. Стала уговаривать тебя не спешить, но ты отбросил мою руку. Я перегородила тебе дорогу.
— Нат, отойди, пожалуйста. Мне надо идти. Если он узнает про полицию, то вернется и убьет ее.
Ты говорил, не глядя на меня. Я просила тебя остаться, хотела сказать, объяснить… Ты буквально вспыхнул от гнева. Таким я тебя не видела. Я знала мальчика, который перестал ловить светлячков, потому что они умирали; теперь я испугалась, что ты меня ударишь. И ты ударил. Сердце взорвалось от боли. Не от пощечины, нет. От предательства. Из глаз хлынули слезы. Как я могла так в тебе ошибиться?
Ты с ужасом посмотрел на свою руку, будто хотел ее отрезать. Да, это снова был ты — твое лицо, твои голубые глаза. Но я отшатнулась, когда ты шагнул мне навстречу. Нет уж, я не хочу повторить судьбу твоей матери!
— Она умерла, твоя мать! — выкрикнула я. Нарочно, чтобы сделать больнее.
Я распахнула дверь. Ты умолял не уходить, хватал за руки, и от твоих прикосновений по коже шел мороз. Я вырвалась.
— Не трогай меня!
Я оступилась и чуть не упала. Ты бросился ко мне, звал по имени, но я вывернулась и бросила тебе с порога:
— Иди домой, Люк!
У себя в комнате я разрыдалась. Несколько часов спустя пришла моя мама и рассказала, что наша соседка умерла от потери крови, твоего отца арестовали, а за тобой приехали из приюта.
Я никому никогда не рассказывала о нашем маленьком секрете — что мы занимались любовью и что ты меня ударил. Сперва я дико злилась, даже обрадовалась, что тебя забрали. Но чем дольше я жила без тебя, тем больше убеждалась, что мы предназначены друг для друга. У меня были другие мальчики. Не много, но были. Я не любила их. Ты слишком прочно обосновался в моем сердце. И я не могла забыть тебя, хоть и пыталась.
