Солнце уже садится над озером, и в часовне становится темно. Священник зажигает свечи у алтаря. Отец Бонавентура отчитывает меня за то, что я пренебрегаю своим долгом жены и матери, за то, что уехала в Англию и оставила сына и мужа в Шотландии. Он заявляет, что нет ничего удивительного в том, что такой дворянин, как Арчибальд, жил в мое отсутствие в моих домах и собирал мои ренты. Он – мой муж в глазах Господа, и все, чем я владею, принадлежит ему. Почему он не должен жить в Ньюаркс и охотиться на мою дичь? Он же мой муж, который переносил мое отсутствие без слова жалобы! Я настолько унижена тем, что Арчибальд живет с леди Джанет Стюарт, которая сидит во главе моего стола как его жена и представляет его ребенка моим подданным, что у меня не поворачивается язык сказать об этом монаху.
Я просто опускаюсь на колени перед алтарем, прячу лицо в ладонях и шепчу:
– Но отец, мой муж нарушил свой брачный обет, причем публично. Об этом знают все. Он меня не любит.
Суровый монах тут же меня перебивает:
– Но вы его покинули, ваше величество. Вы оставили его, чтобы ехать в Англию.
– Но он сказал, что поедет со мной! – изумляюсь я.
– А разве он не приветствовал ваше возвращение в Шотландию? Разве не встретил вас как муж в Берике? Разве вы не отправились в спальню, не таясь, как муж и жена? Разве он не простил вас за то, что вы оставили его, и не принял снова под свою защиту?
Об этом всем ему могла рассказать только Екатерина. Она воспользовалась моим доверием и, возможно, даже читала ему выдержки из моего письма, о моем блаженстве в его объятиях и о наших надеждах на новую беременность.
– Он прибудет сюда, чтобы увидеться с вами, – заявляет Бонавентура. – Он попросил меня, чтобы я уговорил вас принять его. Королева Англии просит вас о том же самом.
– Она сама так сказала?
– Примите его как мужа.
– Отец, он бросил меня. Я что, должна жить с мужчиной, которому нет до меня дела?
– Вас любит Господь, – говорит он. – И если вы будете обращаться со своим мужем с любовью и уважением, полагающимися ему, то Всевышний разожжет в его сердце любовь к вам. Во многих браках наступают непростые времена, но Господь желает, чтобы вы жили в мире и гармонии. – Он ненадолго замолкает. – Король желает того же самого. И королева шлет свой сестринский совет последовать его воле.
У меня не остается выбора. Сестринский совет Екатерины определил мою судьбу. Отныне я буду жить так, как желает того она, и буду демонстрировать Генриху и всему миру, что брак нерушим и заключен навеки. Она не будет знать жалости и не даст мне поблажек. Все браки Тюдоров заключаются на всю жизнь. Я стала ей примером.
Отец Бонавентура уходит так же внезапно, как и пришел. Его слова падают на мертвую почву моего отчаяния. Арчибальд не отваживается нанести мне визит.
Однако духовная облава, которую устроила Екатерина на мою бессмертную душу, так легко не заканчивается. Стоит только удалиться отцу Бонавентуре, как его сменяет новый духовник, появившись на пороге Линлитгоу. Он был послан ко мне сразу же, как Екатерина узнает, что я отказалась встретиться с Арчибальдом, а до Генриха доходят известия о том, что я пишу французам. Екатерина измучена беспокойством о моей бессмертной душе и поставила себе целью доказать мне, что из брака обратной дороги нет, а Генриха заботит только его собственный союз с Францией. Он не желает думать, что если он сам не окажет мне поддержку, мне не останется ничего иного, как снова обратиться к отсутствующему ныне регенту и наладить отношения с ним. На этот раз они присылают ко мне монаха Генри Чадуорта, главного настоятеля монастыря, властного и очень образованного человека, который последний раз разговаривал с женщиной, когда его мать отправила его в монастырь. У него нет особого терпения в обращении с женщинами вообще, а со мной – в особенности. Его попросили сломить мое упрямство и принудить к полному любви повиновению Богу, мужу и планам моего брата.
– Они не понимают, – объясняю я Чадуорту со всем доступным мне терпением. – Отец, они не понимают, что нет никакого толку говорить мне примириться с мужем. Он же не живет со мной в одном доме. Его не волнуют мои интересы или интересы моего сына. Он крадет у меня. А вы говорите, что я просто должна позволить ему присвоить мои земли?
– Это его земли. А он – верный слуга короля.
– Да уж, он определенно хорошо оплачиваемый слуга короля, – резко отвечаю я. – Томас Дакр вложил в него уже целое состояние, в него и в других приграничных лордов, чтобы они сеяли страх и раздор, чтобы заражать всю Шотландию враждебностью и недоверием.
Сейчас, когда я отстранилась от Арчибальда и его клана, некоторые члены совета доверились мне и рассказали правду. Они объяснили мне, что Томас Дакр привносит в Шотландию смуту и междоусобицы и делает все, чтобы мы разорвали друг друга на куски, чтобы облегчить ему вторжение на нашу землю.
– Господь сотворил вас английской принцессой, – перекрикивает меня святой отец. – И у вас есть долг перед Богом и Англией.
Я смотрю на него с тем же непониманием, с каким еще девочкой смотрела на своих учителей.
– У меня есть долг перед самой собой, – говорю я. – Я хочу быть счастливой. Я хочу увидеть, как взрослеет мой сын, я хочу быть женой хорошего мужчины, и я не откажусь от этих желаний ради блага церкви и уж точно не сделаю этого потому, что так хочет моя невестка. Она хочет доказать, что муж-прелюбодей все равно остается мужем. Но я этого не хочу.
– Это грех, – заявляет святой отец. – И Господь, и король за него покарают.
Монах передает мне письма от моих сестер, Марии и Екатерины. Мария рассказывает о том, что она долго восстанавливалась после родов маленькой Элеоноры, но ее муж был очень внимателен к ней, а король прислал собственного лекаря. Ей сшили легкий бархатный плащ, чтобы она могла принимать посетителей прямо в кровати, чтобы получать пожелания скорейшего выздоровления и благополучия. Она рассказывает, что находит занятным, что римский император Максимилиан, за которого я могла выйти замуж, уже умер, и новым императором стал его внук, за которого могла выйти замуж она.
«Ты только подумай! – радостно пишет она. – Ты могла бы сейчас быть вдовствующей императрицей, а я – твоей преемницей, новой императрицей! Мы были бы обе императрицами! Надо же, как забавно!»
Разумеется, в этом нет ничего забавного. Именно по этой причине я и отказалась выходить замуж за императора, и слишком поздно пришла в себя, чтобы принять верное решение. Здесь действительно нет ничего забавного. Но она рассказывает о том, что Генрих раздражен тем, что ему не предложили императорскую диадему и что Екатерина, похоже, чем-то сильно расстроена. Не удивительно. Она находит крайне странным тот факт, что Бесси Блаунт была благословлена сыном, а она – нет.
«Мы все ездили в то паломничество, в надежде на то, что Господь дарует Екатерине сына, но Он дал его Бесси, а не ей. Его пути и правда неисповедимы».
