К тому моменту, когда мы подъезжаем к границе с Шотландией, всего в двух часах езды от Берика, моя чаша терпения переполняется, и я решаю: первое, что я сделаю, когда займусь собственным двором, – отправлю эту парочку обратно к отцу с письмом, где укажу, что им недостает качеств, необходимых для моих придворных. Возможно, он считает их достойными своего присутствия, но я терпеть их рядом с собой не собираюсь. Пусть послужат двору Екатерины, чтобы она вполне насладилась радостью от общения с ними. Кто знает, может, ей понравится верность короне и полное пренебрежение к обладателю головы, на которую она надета. Пусть его мрачное высокомерие напомнит ей, что она уже была женой одного принца Уэльского, а теперь собирается стать женой его брата, раз уж они оба разделяют эту страсть к короне, невзирая на ее обладателей.
Однако все это вылетает у меня из головы, когда мы пересекаем границу, наконец оказавшись в Шотландии, и графиня Мортон, хозяйка крепости Далкит, тихо шепчет мне: «Сюда едет король!»
Путешествие было таким долгим, и я почти забыла, что ожидает меня в его конце: корона Шотландии и мужчина, настоящий мужчина собственной персоной, а не просто персонаж, присылающий мне подарки и комплименты через своих посланников. И этот мужчина сейчас направлялся ко мне навстречу.
Мы условились, что он будет ожидать нас в Эдинбурге, однако все испортила глупая средневековая традиция: жених, такой, каким его описывают в легендах и волшебных сказках, не в силах сдержать своего нетерпения, выезжает навстречу своей невесте. Этакий истинный, достойный рыцарь, мчащийся к своей даме сердца. Это почему-то снова напомнило мне об Артуре, и мне захотелось и плакать и смеяться одновременно, когда я подумала о том, какой холодный прием его ожидал и как он был этим смущен. Однако этот жест показывал, что король Шотландии знал о традициях и решил продемонстрировать весьма лестный интерес ко мне.
Все немедленно засуетились с приготовлениями, и даже моя старшая фрейлина Агнесса Говард проявила некоторую нервозность, появившись в моей комнате. Я одета в зеленое платье с вышитыми золотом рукавами, и на мне мои лучшие жемчуга. Мы все сидим так, словно позируем для портрета, слушаем музыку и стараемся делать вид, что ничего не ждем. Томас Говард вошел и стал осматривать комнату так, словно рассчитывал, где ставить охрану. Затем он наклонился к моему плечу и прошептал, что я должна выглядеть так, словно удивлена неожиданному появлению короля. Я заверяю его, что и так об этом знаю, и мы все снова погружаемся в ожидание.
Проходит несколько часов, и мы наконец слышим стук копыт возле ворот. Затем раздаются приветственные крики, шум возле дверей, громкие шаги сапог для верховой езды, и вот охранники распахивают двери и появляется он – мой муж.
Увидев его, я еле сдерживаю крик. Он оказывается обладателем немыслимой устрашающей бороды, рыжей, как лисий хвост, и такой же густой.
Я вскакиваю и издаю тихое восклицание. Агнесса Говард тут же награждает меня строгим взглядом, окажись она ближе ко мне, то непременно ущипнула бы меня, чтобы напомнить о хороших манерах. Но ее реакция не имеет никакого значения, потому что король уже берет меня за руку, кланяется и приносит извинения за то, что меня напугал. Он принимает мои широко распахнутые глаза и выражение крайнего изумления на лице за похвалу его внезапному появлению и смеется над своей романтичностью и приветствует моих фрейлин с уверенной улыбкой. Он склоняется над рукой Агнессы Говард и здоровается с Томасом так, словно готов принять их как лучших из друзей и уже забыл о том, что тот дважды нападал на Шотландию.
Он очень хорошо одет, как европейский принц – в красном бархате с золотой каймой – и сам же замечает, что мы оба выбрали бархат для своих одежд. Его сюртук скроен как куртка для верховой езды, но сшит из драгоценного материала, а за его спиной вместо охотничьего лука висела лира. Я робко спрашиваю, не менестрель ли он на самом деле, раз носит с собой лиру. В ответ он говорит, что любит музыку, поэзию и танцы и надеется, что мне они тоже по душе.
Я говорю, что разделяю его интересы, и тогда он зовет меня танцевать. Агнесса Говард встает вместе со мной, и музыканты начинают играть павану
[7], которая, как я знаю, мне всегда удается. Потом мы садимся за стол, и пока он, сидя рядом со мной, разговаривает с Томасом Говардом, я наконец могу его хорошенько рассмотреть.
Он хорош собой. Разумеется, он очень стар, ведь ему уже тридцать, но в нем не угадывается скованности и негибкости, свойственной людям в возрасте. У него красивое лицо с изогнутыми бровями и добрым умным взглядом. В этих темных глазах светится быстрая живая мысль и угадывается буря чувств, а четко очерченные губы почему-то наводят меня на мысли о поцелуях.
В нем хорошо все, кроме бороды. Она мешает, и я не понимаю, что с этим можно сделать. Ну, может быть, если ее причесать и надушить благовониями, то она не будет напоминать гнездо. Мне бы хотелось, чтобы мой муж был гладко выбрит, и теперь я размышляю о том, как бы мне донести эту мысль до него самого. В самом деле, мало мне того, что я вышла замуж за мужчину, который мне в отцы годится, королевство которого уступает в размере тому, в котором я родилась, так он еще и собирается возлечь на супружеское ложе с этой рыжей щеткой на лице?
Он уезжает на закате, и я намекаю Агнессе, что ей стоит передать ее мужу – я хочу видеть короля гладко выбритым. Обычно она докладывает ему обо всем немедленно, и уже тем же вечером я, как капризный ребенок, выслушиваю лекцию от них обоих о том, что мне и так повезло – я королева. И ни один муж, тем более король, не станет выслушивать от юницы претензий и советов по поводу своего внешнего вида.
– Мужчина создан по образу и подобию Божьему, и никакой женщине, созданной уже после того, как Всевышний закончил со своим венцом творения, не дозволено его критиковать, – заявляет Томас Говард таким тоном, словно он был не иначе как сам папа римский.
– Ну тогда аминь, – мрачно отвечаю я.
Следующие четыре дня до свадьбы король приезжает к нам ежедневно, но разговаривает больше не со мной, а с Томасом. Старик проливал кровь шотландцев по обе стороны границы, но вместо того чтобы стать непримиримыми врагами, эти двое теперь неразлучны и делятся историями о битвах и походах. Мой суженый, который должен был бы за мной ухаживать, обсуждает старые войны с моим сопровождающим, Томасом Говардом, который, в свою очередь, должен был заботиться о моем благополучии, но вместо этого рассказывает о своем долгом боевом опыте. Больше всего прочего их занимает развернутая карта мест, где оба сражались, или когда король Яков описывает оружие, которое сам создает и устанавливает для защиты замков и крепостей. Они оба ведут себя как старые солдаты, словно женщины не имеют ни малейшего значения в деле вершения судеб мира, где самое главное – завоевание новых земель и уничтожение врагов. Даже когда он входит в комнату, где сижу я со своими фрейлинами, он проводит всего несколько мгновений, любезничая со мной, затем спрашивает Томаса, не видел ли он новых орудий, пушек из Дарданеллы, новых облегченных пушек, знаком ли со знаменитыми шотландскими пушками Монс, самыми большими в Европе, подаренными деду Якова герцогом Бургундским. Это просто невыносимо. Уверена, Екатерина не потерпела бы подобного.
