В своем письме Мария перечисляет все новости двора и осенние события. Генрих построил и оснастил новый корабль, величайшую галеру в Европе, и все называют ее «Принцесса Мария», в качестве неслыханного и незаслуженного комплимента моей сестре. Она пишет, что им было ужасно весело и что Генрих пригласил их всех на борт, и что сам был одет в костюм моряка, только из золотой парчи, и что он собственноручно взялся за штурвал, а Мария била в барабан, и они летели быстрее ветра, быстрее, чем любое парусное судно. Затем, страница за страницей, она хвалилась вниманием двора и хвасталась своим счастьем с таким чудесным и верным мужем, это я воспринимаю как издевку над моим расставанием с Ардом. Она рассказывает о своих счастливых хлопотах по устройству семейного гнездышка где-то за городом, из чего я делаю вывод, что ей уже рассказали о том, что я не смогла остаться в Танталлоне.
Я сминаю эти письма в большой ком и протягиваю слуге.
– Сожги это, – велю ему.
Он берет их так, словно я передаю ему горящие угли.
– Это государственные тайны? – спрашивает он со священным ужасом на лице.
– Нет, это греховное тщеславие, – отвечаю я в лучших традициях моей строгой бабушки.
Я лежу в хозяйской спальне, лучшей комнате этого дома, которую для меня торопливо освободили лорд Дакр и его жена. На стенах висят шпалеры с королевскими символами, привезенные из Лондона, и знамя с фамильными знаками над креслом возле очага. Массивные, вырезанные в камне гербы семьи Грейсток, наследницей которой была жена лорда Дакра, тоже во всеуслышание говорили о том, как он гордится родословной своей семьи. Однако, пока я здесь, им придется довольствоваться меньшей комнатой.
На Рождество в мою честь готовят настоящий пир. Никогда еще в этом замке не принимали королевских особ на рождественские праздники, и слуги превзошли себя в приготовлениях. Дакр назначил весьма сообразительного актера ведущим и организатором празднеств, и каждый день нас развлекают музыкальными концертами, песнями, танцами, пьесами и играми, охотами и скачками.
И без того небогатое население близлежащих к замку деревень лишилось запасов провианта, только ради того, чтобы в замке могли устроить праздник. Даже леса были вырублены и разобраны по домам, чтобы на каждой двери был зеленый венок, в каждом очаге по полену и воздух благоухал свежей хвоей. На фоне глубокой тьмы, окутавшей Северную Англию, замок сияет ярким светом. Путешественники издалека видят его, потому что в нем зажжены все камины и все канделябры наполнены дорогими свечами.
Половина дворянских семей Шотландии и весь свет Северной Англии приезжает сюда, чтобы засвидетельствовать мне свое почтение и отпраздновать начало нового года, который может быть таким многообещающим. Они все сходятся во мнении о том, что Англия должна пойти войной на подчиненную Олбани Шотландию. И тогда все они получат немалые земельные наделы и прочие блага этой земли. Постоянное неспокойное бурление в народе, которое Томас Дакр поддерживал в течение правления двух королей, достигает высшей точки, когда он объявляет каждому своему гостю, что король Англии не потерпит подобного оскорбительного обращения со своей сестрой и что теперь он точно пойдет на вторжение в Шотландию, чтобы отплатить за мои страдания. Ну и просто ради явного удовольствия от кровавого ремесла войны, о чем он, разумеется, не говорит вслух.
Я не встречаюсь с посетителями и никого не принимаю, хоть лорд Дакр и уговаривает позволить ему переделать их большой зал в приемную для меня и на собственных руках перенести меня на высокое кресло, уложенное подушками и украшенное королевскими гербами. Но я не могу подняться с кровати, больная нога отекла так, что теперь сравнялась по размеру со всем моим телом. Я принимаю только тех, кому могу разрешить доступ в свою спальню, но выйти отсюда я не могу ни для кого. Я стала калекой, такой же беспомощной, как те, что просят милостыню возле церквей на праздники.
Леди Босуэл и леди Масгруов навещают меня в моей спальне, а леди Дакр заходит ко мне по дюжие раз на дню, чтобы убедиться в том, что мне ничего не требуется. Я принимаю лорда Хьюма, который был верен мне, несмотря на то что это стоило ему земель и собственной безопасности, и мы обсуждаем с ним, как я вернусь в Шотландию и как мне вернуть моих сыновей. Он выглядит немного недовольным, когда я заговариваю о мальчиках, и я снова вспоминаю, как Яков говорил, что мальчикам будет грозить опасность под опекой Тюдоров.
– Мои сыновья должны жить со мной, – поясняю я. – Я не собираюсь передоверять их заботам брата или его жены. Просто они должны быть со мной, и все.
– Конечно, конечно, – произносит он, с теми же неожиданными для этого разговора интонациями, которые появляются у давно женатого мужчины, который по опыту знает, что не стоит спорить с болеющей женщиной. – Мы еще поговорим об этом, когда вы будете чувствовать себя лучше. К тому же у меня есть для вас новости, которые станут лучшим лекарством.
Я слышу звук шагов, доносящийся из коридора.
– Я не принимаю посетителей, – начинаю я протестовать.
– Но вы не откажете этому, – с уверенностью возражает он и распахивает дверь в мою спальню. Охрана расступается в стороны, и появляется Арчибальд, мой муж.
Я подпрыгиваю в кровати и тут же вскрикиваю от боли, в тот же самый момент он бросается ко мне через всю комнату.
– Любовь моя, любовь моя, – шепчет он в мои волосы. Целует, прижимает к себе, затем мягко отстраняется, чтобы увидеть мое лицо, по которому текут слезы.
– Арчибальд, ах, Арчибальд! Я думала, мы больше не увидимся. А наша крошка! Ты должен на нее посмотреть!
Леди Босуэл уже послала в детскую, и в спальню уже входила старшая гувернантка с маленькой Маргаритой на руках. Ард берет ее на руки, но не прижимает к себе, вглядываясь в ее спящее личико, и качает головой от тихого восторга.
– Какая она маленькая! – восхищается он. – И такая красивая!
– Я уже думала, что потеряю ее и умру сама.
Он аккуратно отдает ее гувернантке и снова оборачивается ко мне:
– Как же вам было тяжело. Я так хотел быть рядом.
– Я знала, что это невозможно. Ты же не мог находиться в Англии без охранной грамоты. – И тут меня громом поражает одна мысль. – Ард, любовь моя, но теперь-то ты в безопасности?
– Ваш брат, король, прислал из Лондона охранные грамоты для меня, лорда Хьюма и моего брата. И мы все сможем отправиться с почестями в столицу, как только вы достаточно окрепнете для путешествия.
– Я скоро поправлюсь, – обещаю я ему. – Болит ужасно, и даже лучший лекарь лорда Дакра не знает, что случилось с моей ногой. Но отдых в кровати облегчает боль, и я уверена, что отек уже спадает. Я поправлюсь, и мы поедем в Лондон. Обещаю поправиться, если ты поедешь со мной.
В столовой подают лебедей и цапель, оленину и мясо дикого кабана. Лучшие куски приносят в мою комнату, и Ард кормит меня с ложки. Он составляет мне компанию все двенадцать дней празднеств, и мы вместе слушаем доносящиеся снизу звуки веселья. Ему приходится сидеть на жестком стуле возле моей кровати, потому что любое движение на моей постели, проминающее матрас, доставляет нестерпимые муки. Я лежу всего на одной небольшой подушке, чтобы не беспокоить спину и ноги.
