Он ничего не отвечает, а просто склоняет голову.
– Я хотела спросить вас, не знаете ли вы, где он сейчас находится. Я обеспокоена… после того, что вы рассказали мне об Александре Хьюме. Они все путешествовали вместе, оба брата Хьюм и мой муж.
Он что-то знает, готова поклясться, и знал это вот уже несколько недель.
– Да, в самом деле. Я думаю, что граф, ваш муж, сдался вместе с братьями Хьюм, Александром и Уильямом, – ровно произносит он. – Мы думаем, что они втроем сдались регенту и приняли его помилование. Ваш муж оставил борьбу.
На мгновение мне кажется, что я ослышалась.
– Сдался? Отдал себя в его руки?
– Я только что узнал об этом сам, – говорит он. – Это настоящий удар. – Уолси говорит тихо, как священник во время исповеди. Но это ложь. Это просто не может быть правдой.
– Он не мог так поступить, – жарко спорю я. – Он не писал мне об этом. Он не стал бы делать ничего подобного, не поставив меня в известность. Он бы никогда не сдался, не выбив мне права видеться с сыном. Он просто не мог сдаться!
– Кажется, в награду он получил обратно собственные земли, – тихо замечает Уолси. – Он просто обменял ваши интересы на свои. Он вернул себе Танталлон. Я знаю, что этот замок очень важен для него и его… клана. Так они себя называют? Ну, и все его состояние, разумеется.
– А как же насчет моих интересов? – Я внезапно ощущаю ярость к этому неженке, который делится со мной такими ужасными новостями тихим, спокойным голосом. – Это же мой муж! Он должен за меня сражаться! Он не поехал со мной в Англию, чтобы продолжить эту борьбу! Именно этим он и должен сейчас заниматься!
Уолси растопыривает пальцы, унизанные перстнями с крупными бриллиантами.
– Возможно, он не поехал в Англию как раз для того, чтобы вернуть себе свои замки и имения. И он этого добился. Для него это победа.
Я настолько рассержена, что не могу говорить.
– Только вот для меня это победой не является, – все же говорю я.
– О нет, конечно, – говорит он с почти нежным выражением лица. – Вами просто пренебрегли. Опять.
Я чуть не плачу от того, как точно он называет причину моих страданий. Именно это раз за разом со мной происходит. Я всегда оказываюсь на втором месте. Мои интересы не учитываются даже там, где я должна быть главной. Даже мой собственный муж примиряется с моим врагом, вместо того чтобы сражаться за мое дело. Он предал меня.
– Я не могу в это поверить, – бормочу я и отворачиваюсь от Уолси, чтобы он не видел моего лица, искаженного гневом. Меня разрывает между яростью и отчаянием. Я не могу поверить в то, что Арчибальд мог сдаться, не сказав мне об этом. Что он решил поехать в Эдинбург, а не в Лондон. Что он мог вернуть себе свои земли и оставить меня ни с чем.
– Но жена императора станет величайшей женщиной в Европе, – вкрадчиво говорит Уолси. – Так вы станете первой, и так вы станете управлять всем и всеми в Шотландии.
Но даже в таком состоянии я не могу забыть своих брачных клятв.
– Возможно, Арчибальд и не выполнил свой долг по отношению ко мне, но я не стану забывать о своем по отношению к нему, – твердо говорю я. – Мы женаты пред лицом Господа, и ничто не сможет этого изменить.
– Ну, если вы в этом твердо убеждены, – прощаясь, говорит Уолси.
Я очень удивлена тем, что тут же не бросаюсь в слезы. Я обнаруживаю, что хочу поговорить о своих чувствах с человеком, который может понять меня, а не с тем, чей мягкий совет лишь заставляет меня чувствовать себя еще хуже.
Я вызываю своего конюшего и велю запрягать лошадь. Я надеваю свой лучший плащ для верховой езды и платье, отороченное куницей, и отправляюсь в королевскую резиденцию. Только добравшись туда, я не иду в приемные покои короля, а сворачиваю к покоям королевы, и моя старшая фрейлина спрашивает главного распорядителя слуг Екатерины, не согласится ли королева меня принять. Меня тут же провожают в ее покои, и я нахожу ее фрейлин тихо сидящими в приемной за закрытой дверью. Слуга говорит:
– Прошу вас, ваше величество, входите. Ее величество сейчас на молитве.
Я вхожу в ее комнату и закрываю за собой дверь. Я вижу Екатерину через открытую в часовню дверь. В крохотной часовенке, в которой места хватит только двоим, священник осеняет крестным знамением склоненную голову королевы. Она встает с роскошно украшенной скамьи для молитв, обменивается с ним парой слов и выходит со спокойным и улыбающимся лицом.
Увидев меня, она преображается от радости.
– Я как раз молилась о тебе, а вот и ты сама тут как тут, собственной персоной! – восклицает она и протягивает ко мне руку. – Я слышала новости из Шотландии. Ты наверняка счастлива, что твой муж жив и вернул себе свои земли.
– Не могу, – отвечаю я с неожиданной для себя честностью. – Я знаю, что должна радоваться за него. И я правда рада, что он жив. Я все время боялась, что произойдет что-то страшное, что будет какая-нибудь стычка или драка… Но я не могу радоваться тому, что он сдался Олбани и просто оставил меня тут. – Я проглатываю подкатившие к горлу слезы. – Я знаю, что должна радоваться, что ему ничего не угрожает. Но у меня не получается.
Она подводит меня к камину, и мы обе садимся на стулья одинаковой высоты.
– Да, это непросто, – соглашается она. – Должно быть, ты чувствуешь, что он тебя бросил.
– Да! – Я вырываю из себя это болезненное признание. – Я оставила его на полпути, потому что он хотел бороться за меня и появляться в Лондоне, когда наши дела так плохи. У меня чуть сердце не разорвалось от боли разлуки, и он был таким любящим, он последовал за мной до Йорка и клялся, что будет бороться за меня до самой смерти, а теперь я узнаю, что он заключил соглашение с нашим врагом и живет припеваючи в собственном замке! Екатерина, это ведь он прислал мои платья!
Она опускает взгляд и поджимает губы.
– Я знаю. Тяжело, когда ты считаешь человека очень хорошим, просто замечательным, а он тебя разочаровывает. Но, возможно, это пойдет только на пользу. Когда ты вернешься в Шотландию, тебе будет где жить, а у него будут деньги, чтобы тебя поддержать. Он будет членом совета и сможет говорить от твоего имени. И ты будешь женой великого шотландского лорда, а не изгоя.
– Тебя тоже разочаровывали? – Я спрашиваю так тихо, что мне кажется, что она не слышит меня сквозь потрескивание горящих поленьев.
Она снова поднимает взгляд четных голубых глаз на меня.
– Да, – говорит она. – Должно быть, ты уже что-то слышала о моих бедах. Да, кажется, все уже знают, что Генрих завел любовницу в самый первый год нашего брака, когда я была в уединении с нашим первым ребенком. С тех пор так и повелось, у него постоянно кто-то есть. И сейчас тоже.
– Кто-то из твоих фрейлин? – отваживаюсь я спросить.
Она кивает.
– Что делает это все только еще хуже. Двойное предательство. Я же считала ее своей подругой и относилась к ней хорошо и с заботой.
