Я поднимаю крышку тостера и сую под нее бутеры. Мэдди, наш друг, провела здесь предыдущий семестр и припрятала тостер специально для нас.
– Сегодня за ужином я к «карбонаре» даже не притронулась, – Холли многозначительно закатывает глаза.
– Это еще почему?
– А ты подумай, – взгляд посвященного.
– Не знаю.
– Из-за соуса… такой склизкий… как сопли… или еще похлеще… кстати, прошел слух: Брайан…
– Да уж прямо. Зачем ему что-то делать с едой. Это же чудовищно. И глупо. А кто так говорит, сам извращенец.
– Ну, как знаешь, а я к нему больше не прикоснусь.
– Да с какой стати? Кому такое вообще могло прийти в голову?
Холли меряет меня взглядом «наивная!».
– Моя тетя в Квинсленде однажды подрабатывала на каникулах на заводе, где делали ананасовый сок. Так вот, парни там часто мочились в него.
– В сок? Ты уверена?
– Ага. Как услышала об этом, с тех пор в рот его не беру.
– Но разве в то время качество пищевых продуктов не проверяли? Неужели нет?
Вид у Холли становится скептическим. Бутеры подрумянились и превратились в нечто волшебное под шкворчащей сырной корочкой. Райское удовольствие!
– Угощайся, – приглашает она с мрачным кивком, пока я вынимаю их. – Может, нам вообще придется только ими одними и питаться.
Холли с чего-то взяла, что повар Присцилла, раньше работавшая в тюрьме (это правда), хотя сама она называет ее «оборудованным по последнему слову техники исправительным заведением для преступников из числа «белых воротничков», вместе со своим дружком Брайаном мухлюют с продуктами, скармливают нам некачественные, а разницу в цене кладут себе в карман. Брайан водит наш лагерный микроавтобус, он бывший заключенный (может, это и неправда, но с виду очень похож).
Мы зовем их Силли и Брейн – Глупышка и Башковитый. И строим догадки насчет их половой жизни. Вот как мы деградировали в отсутствие телевидения и Фейсбука. Брейна мы доставали вчера всю дорогу до Хартсфилда – хлопали в ладоши и орали песни, когда он отказался включить молодежное радио «Трипл-Джей». И звали его Брейном, а он орал, что он Брайан. БРАЙАН! Мы сделали вид, будто бы притихли, пока кто-то не сказал: «Извини, Брейн».
– Как думаешь, Бен жалеет, что так вышло? Или просто не вспоминает? – спрашиваю я.
– Вспоминает. Тебе просто надо остаться с ним наедине.
На следующий день после ужина Холли подсаживается за столик Бена поболтать. В руках у нее посудное полотенце – знак, что она на дежурстве, и это весь ее вклад в вахту «Камбуз» на сегодня. Я поглядываю на них, стараясь делать это незаметно, и соображаю, годятся ли бумажные салфетки для компоста. Кажется, об этом что-то говорили…
Майкл приносит тарелку и поворачивается следом за мной, выясняя, куда я смотрю.
– Она говорит с ним обо мне, – поясняю я, забирая у него тарелку.
– Никогда не слышал, чтобы она говорила хоть о ком-нибудь, кроме самой себя.
– До цинизма ты еще не дорос.
Вернувшись в корпус, Холли отчитывается: Бену я нравлюсь. Она так и пышет волнением. А мне все равно не верится.
– Что ты ему наговорила, чтобы вытянуть из него такое?
– Просто сказала: он тебе нравится.
– Но ведь это значит, что ты буквально вынудила его на ответные чувства.
– Вынудила – Бена Капальди? Ты серьезно?
– Я тебе вообще-то не разрешала. Я сама еще не знаю, нравится он мне или нет, – я чищу зубы и от возмущения пачкаю пеной пижамную кофту.
– Конечно, нравится, – у Холли довольный вид, но тут она замечает, что на нас обратила внимание Лу, до недавнего времени что-то писавшая на кровати. – Чего уставилась?
– На тебя смотрю.
– Даже не мечтай.
– Ты тоже, – говорит Лу. Вид у нее скучающий, а не испуганный и не смущенный.
– Не обращай внимания, – говорю я ей. – Просто она вот такая.
Холли третирует всех новеньких, для них у нее действует презумпция неприязни. Пусть сначала докажут, что их есть за что любить. Попрыгают через невидимые обручи.
– Да, я заметила, – отзывается Лу. Она невозмутимо опускает голову и продолжает писать.
– Кто что выбрал для сочинения по мифам? – спрашивает Энни.
– Без понятия, – бубнит Холли.
– Икара, – это я.
– Персефону, – это Лу.
– А я собиралась писать про Минотавра, а потом вспомнила динозавра, и не могу решить, которого из них взять, – объявляет Энни и грызет зеленую резиновую вставку карандаша.
На минуту становится очень тихо: мы не верим своим ушам. Холли подводит итог ухмылочкой.
– Вот только они не из мифов, – говорит Лу.
– Ну ладно, из мифологии, – соглашается Энни с таким видом, будто Лу придирается или вдается в тонкости. – Без разницы.
– Она считает, что они были на самом деле, дебилка, – вмешивается Холли.
– Очень смешно, – фыркает Энни.
– Ты что, не помнишь – эволюция, и все такое? – спрашиваю я.
– Так то обезьяны, глупая!
– А как же экскурсии в музей, все эти кости? – возражает Элайза. – Нет, ну ты вспомни.
– Так это воссозданные мифические существа, – с преувеличенным терпением втолковывает Энни. – А вы что думали, дурочки? Что «Парк юрского периода» был на самом деле? Очнитесь и посмотрите правде в глаза.
Она так возмущена, что все взрываются. Мы буквально заходимся от хохота. Даже Лу улыбается, хоть и еле-еле.
Энни продолжает негодовать:
– Ну что? Что тут смешного? Говорят, башню срывает только на четвертой неделе… ну чего вы? – И тут ее тоже разбирает смех. – Что такое? И у меня крыша поехала?
Каждый раз, когда мы умолкаем, смех снова прорывается наружу, и мы опять ржем.
Нет ничего лучше здорового смеха, когда надо на время отвлечься от догадок насчет Бена.
19
понедельник, 15 октября
Моя первая почта – письма от Дэна, Эстель и Джейни. Бесценно. Я пообещала Джейни, что сниму здесь фильм, который ее рассмешит. Рехнулась? Но я уже решила, о чем он будет, этот фильм. Выбрала тему. Убью одним выстрелом двух зайцев. Только снимать придется долго, так что надо начать пораньше.
Холли заметила на моих письмах французские марки, и в ней взыграло любопытство. Но я ей ничего не скажу, не дождется.
Судя по письму Дэна, у него все в порядке. Вдобавок Эстель не спускает с него глаз ради меня (и ради самой себя), и сообщает, что во французской семье, в которой живет Дэн, есть не только Анри, но и трое его младших братьев и сестер, так что Дэн попал в самую гущу семейных дел – как раз то, что надо. Мать Анри он поразил тем, что разбирается в еде и немного умеет готовить. А Анри устраивает себе пробежки, как Дэн. В общем, вздыхаю с облегчением и успокаиваюсь.
