– Для Сибиллы приправы для гамбургера – то же самое, что и глазурь для торта.
Бен не мог позволить себе выказать раздражение или несогласие – это выдало бы слишком многое. Но он ограничился тем, что я сочла его эквивалентом досады, – нейтральной полуулыбкой. Ему не нравится осведомленность Майкла о пристрастиях Сибиллы.
Майкл съел еще кусок и добавил:
– Это важно. То, ради чего стоит есть гамбургер.
– Я так и понял. Спасибо.
– Извини, сразу и не скажешь, Бенджамин.
(о как!)
Холли внимательно наблюдала за ними. Точно так же, как Бен не может позволить себе раздражаться (слишком очевидно), так она не может выдать заинтересованности (слишком некруто).
Но я знаю, насколько она заинтересована: ее выдает кровожадный блеск в глазах. Едва учуяв конфликт, она бежит занимать место в первом ряду зрительного зала.
– Почему ты вечно зовешь всех полными именами? – Он все еще старался не показать, что раздражен.
Майкл пожал плечами, ничем не выказывая удовольствия оттого, что вызвал раздражение у Бена:
– Да никакой причины нет. Просто предпочтение у меня такое.
Будь мы на самом деле в дикой глуши, эти двое давно бы кинулись в драку.
49
Все мы проводим много времени вместе. И Бен и Холли постоянно вместе. Они хорошо ладят, приятно, когда твоя лучшая подруга и твой парень – друзья. Если бы они не нашли общий язык, серьезные проблемы были бы неизбежны. Так во всех журналах пишут.
Деревянные планки жалюзи будто нарезают их ломтями: ломти парня, ломти девушки. Бен, мой парень, смеется. Моя лучшая подруга Холли смешит его.
Я поворачиваю планки жалюзи, и оба исчезают. Открываю. Они опять нарезаны ломтями. Поворачиваю планки – снова исчезли.
Открываю.
Холли льнет к нему. Трогает Бена за плечо. Ей нравится трогать его.
Ревность.
Стыд. Это стыд. Мне стыдно.
Да, между нами с Шарлоттой время от времени вспыхивает ненависть, но насколько мне известно, ревность – это не про нашу семью; мои родители доверяют друг другу. Они как друзья.
Хотя, если вдуматься, откуда мне знать?
Для меня они родители, а не партнеры.
И великодушия в них навалом – я же знаю, как искренне они радуются удачам своих друзей.
А у Холли все не так. Горгона соперничает во всем и со всеми. И настойчиво выясняет, что есть у других людей, и сравнивает с тем, что есть у нее. Тоньше ли она, богаче, симпатичнее? Лучше ли у нее машина, личный тренер, парикмахер, дом на пляже, поездки на лыжные курорты? А если нет, то что делать?
Вот почему наши родители не дружат, хотя мы с Холли подруги. Раньше я часто спрашивала родителей, нельзя ли позвать семью подруги на ужин. У нас часто встречаются знакомые семьи. Так почему не родители Холли? Мама оправдывалась: мы не настолько хорошо их знаем, и эта отговорка со временем, когда я стала старше, трансформировалась в «у нас не так много общего». К тому времени, как я узнала, что это означает, я уже перестала считать свою идею насчет ужина удачной. Горгона хороша в малых дозах.
Но с Холли мы остались друзьями.
Я вот о чем: ведь мы и наши родители – не одно и то же, так?
50
воскресенье, 28 октября
Энни примчалась с воплем: – Глядите, вот вам, фомы неверующие, – «знаменательное астрологическое событие». Видите, теперь это даже в школах преподают. А мы учим. Все официально. Ну и кто в итоге оказался прав? Я. А теперь живо в очередь, целовать мой стрельцовский зад.
Она потрясала какой-то бумагой, которую притащила с урока: предстоит важное астрономическое событие (кажется, лунное затмение), за которым мы будем наблюдать, и Энни считает, что ее звездный час настал и на десятом году школы в учебную программу включили астрологию.
– Астрономия – настоящая наука, бестолочь. Там про знаки Зодиака ни слова нет, – объяснила ей Холли. Само собой, ведь никто не ликует больше, чем она, когда представляется шанс уязвить чужое самолюбие.
– А, точно, – разочарованно сказала Энни. – Но это ведь все равно про звезды, да? Про созвездия и все такое?
– Ага. Вы откроете в себе новые глубины тупости, о которых даже не подозревали, – в стиле гороскопов провозгласила Холли.
Энни засмеялась, но было видно, что она немного обижена. И вдобавок искренне расстроена из-за того, что изучать гороскопы мы не будем.
Телепортируй меня к себе, Фред, в любое время, когда захочешь.
Я забралась к себе наверх, немного почитать перед ужином, и обнаружила, что кто-то копался на моей полке. Сердце дрогнуло. Ящик заперт. Ладно. Но книги стоят по-другому, не так, как я их оставила. Беру «Парфюмера», которого почти дочитала. Она испортила мою закладку. Это она. Точно! Кроме Холли, больше некому. Мое и твое лица, Фред, щедро разукрашены противными красными пятнышками, нанесенными маркером поверх наших прыщей.
Спустилась, сделала вдох и подошла к ней.
– Зачем ты это сделала? – спросила я. Она даже не пыталась отпираться. Просто пробубнила: – Ты что, шуток не понимаешь?
– Смешные – понимаю, – ответила я. Но гадости и вандализм – это не шутки.
Я отвернулась, с ужасом понимая, что я на грани срыва и вот-вот расплачусь, когда ко мне подошла Сибилла. Она взяла у меня закладку.
– Зачем ты это сделала? – спросила она у Холли. Судя по виду, ей все осточертело, ответа она и не ждала.
Холли подчеркнуто беспечно пожала плечами.
К тому времени они уже успели высказать всевозможные догадки насчет парня на фотографиях. В лагере мало что происходит, чтобы пренебрегать таким важным поводом для обсуждений. Кажется, сошлись на том, что я все еще страдаю после разрыва с бывшим. Сойдет.
Пиппа тоже подошла взглянуть на подлое дело рук соседки по комнате.
– Слушай, иногда ты бываешь такой дрянью, причем безо всякой причины, – сказала она. (Разве есть веские причины быть дрянью?)
– Ой, да ну забейте вы на хрен, народ, – пробормотала Холли и направилась к двери как ни в чем не бывало.
– Мне жаль, что так получилось с твоей закладкой, – посочувствовала Сибилла.
– Мне тоже.
Глядя на закладку, я гадала, почему не сделала с нее тысячу копий, не оклеила ими комнату вместо обоев, не заперлась в ней и не отказалась уезжать в забытую богом дикую глушь вместе с этими надоедливыми людьми.
Сибилла снова забрала у меня закладку и предположила:
– По-моему, от этих точек можно избавиться.
