Мы с Беном замышляем побег и планируем провести вместе целый день на следующей неделе – так, чтобы не попасть под выстрел.
Майкл слишком усердствует с пробежками, занятиями в тренажерном зале и за роялем, но я ему не заботливая мамочка. И Лу тоже. Она рассказала, что к тому времени, как она укладывала рюкзак для одиночного похода, он уже истоптал одну пару кроссовок и… ногти на пальцах ног. Они снова отрастают (ногти, не кроссовки), а я помню, что травмирует ноги не только Бен, и надеюсь, что мне не придется связываться с его матерью и объяснять ей, что он, кажется, немного перестарался.
В нашем корпусе очень недостает Лу.
61
четверг, 8 ноября
Обратный путь с горы – как полет, гравитация на моей стороне. Я съела большую часть содержимого рюкзака, теперь он весит не тридцать фунтов, а около пятнадцати, и палки мне очень пригодились на скользких тропинках, чтобы не спикировать носом вниз по каменистой осыпи.
Громкий топот я услышала еще издалека, он быстро приближался. Судя по всему, этот человек (или зверь) был один, и я стояла неподвижно, пока не увидела, кто это.
Майкл. И это была не случайность. Он выбежал встречать меня.
– Как думаешь, какие на вкус голубые змеи? – спросил он.
– Вопрос по существу, но самое близкое, с чем я сталкивалась, – это голубой краситель, а может, стоит увязать цвет с какой-нибудь едой, – с голубикой? Или лучше с чем-нибудь другим трудно-определимым, но не вкусом, а голубым небом? Но будем откровенны: наверняка у змей вкус химикатов и красителей.
Он согласно кивнул, его дыхание постепенно выравнивалось, а я вдруг поняла, в какую идеальную машину он превратил себя, потому что еще секунду назад он бежал вверх по склону горы, обливаясь потом, но не успел сделать несколько глубоких вдохов, как отдышался.
– Ты – супермашина. У тебя идеальная спортивная форма.
– По-моему, я пробежал большее расстояние, чем Бен.
– Только не говори об этом никому, кроме меня, ладно? Потому что, понимаешь, при этом ты будешь выглядеть немного уязвимым или зацикленным на Сибилле, – объяснила я.
– Может, это просто чисто мужское соперничество.
– Но это не так, и всем, кто знает тебя, известно, что тебе плевать на всю эту ерунду.
– Сегодня вечером концерт, – предупредил он.
О нет. Они все-таки навязали нам еще одно внеплановое развлечение. Мы просыпаемся и видим приглашения, подсунутые под двери нашего корпуса. От нас ждут эпизодического участия. Иногда – каких-нибудь развлекательных номеров, подготовленных всем корпусом, иногда – индивидуально.
Я спрашиваю:
– Сегодня индивидуальный или по корпусам?
– Индивидуальный.
– Ясно. Надо будет поучаствовать, чтобы не привлекать внимания Мерилл.
– В отношениях с ней ты выступаешь как заправский манипулятор, – замечает Майкл.
– Не манипулятор – просто держу ее на расстоянии вытянутой руки так долго, как только это возможно в моих обстоятельствах. Хочу, чтобы она поверила, что я делаю успехи, какие мне полагается делать.
– А ключ ты выбросила?
– Вообще-то нет, – призналась я. И подумала, что вряд ли когда-нибудь смогу.
Майкл спросил:
– Чем собираешься развлекать новых друзей?
– Думаю, моим новым друзьям понравится слушать, как я пою. Поначалу они будут надеяться, что им удастся позлорадствовать на мой счет, посмеяться над человеком, который сел в лужу у всех на виду, но я исполню что-нибудь простое, причем чисто. Я знала, что этот момент наступит, так что просто сделаю это, как призывают нас в рекламе кроссовок.
– А ты прагматична, Луиза.
– Что еще происходило в очаге цивилизации, пока я охотилась на медведей?
Майкл сосредоточенно смотрит перед собой.
– Даже не знаю, что тебе сказать. Я занимался музыкой и бегом. Почти не видел, чем заняты остальные. Холли, кажется, встречается с одним из друзей Бена, а именно с Винсентом, по-моему, почти как Сибилла встречается с Беном, он в конце концов предложил ей это.
– Значит, она довольна?
– Кто?
– Холли. Довольна?
– Похоже, она получила то, чего добивалась: слегка приблизилась в иерархии к тем, с кем проводит почти все время.
– Как у нее с Сиб?
Майкл снова задумывается:
– Извини, я пас.
– Как выглядит Сиб? – Легкий вопрос. Его любимая тема.
– Старается как можно чаще быть самой собой; она устала от общения с окружающими.
– О, кстати: это лучшее в одиночном походе – такое облегчение, настоятельно советую.
– Могу себе представить.
– Когда твой поход?
– Через две недели.
– Извини, что от меня пахнет.
– Могло быть гораздо хуже. А так – ничего.
– Но все-таки пахнет?
– Пахнет.
(позже)
Новое истинное наслаждение.
Душ, когда он тебе по-настоящему нужен. Когда ты весь в пыли, засохших поту и грязи, в тысячах мелких укусов и царапин, долгий горячий душ с цитрусовым мылом и шампунем – блаженство.
Я умею петь. Но после Фреда мне этого совсем не хотелось. Когда поешь, лучше, если тебе радостно. Впрочем, бывает и наоборот – пение вызывает радость. Я считала, что не заслуживаю радости и не хочу ее.
Так что мой голос жутко «заржавел».
После душа я ушла подальше от лагеря, чтобы распеться.
Привет, голос! Ты меня не бросил. Только звучишь немного слабовато.
Я заглянула на кухню, поклянчить у Присциллы несколько клубничин. Объяснила, что они помогают певцам, действуют на связки, и она отдала мне полмиски. Денег не спросила, но от нашей сделки веяло черным рынком.
Я просмотрела слова песни, чтобы освежить их в памяти. Песня совсем короткая.
Я готова. Так, как только возможно. Так, как требуется, чтобы выглядело, будто я участвую в общих занятиях. И, кстати, я в них и участвую. Делай вид, пока вид не сделается правдой. Подумаешь, всего-то одна песня, чтобы усыпить бдительность психолога и убедить ее, что со мной все в порядке.
Со мной все в порядке, на нижней границе нормы. Нижняя граница нормы – это здорово с учетом обстоятельств.
Моя песня – Blackbird
[23].
62
Ух ты! Лу сразила весь корпус. У нее изумительный голос. Ну кто же знал? Она ведь даже в душе не поет.
