«Потому что ты двуличный придурок, вот почему», – сказала я самой себе. Но вслух произнесла:
– Просто это кажется слишком экстремальным. Для благотворительности.
– Разве не в этом смысл благотворительности? – спросил Люк. – Пройти тяжелое испытание, чтобы облегчить чью-то жизнь? Полагаю, ты больше привыкла выписывать чеки в благотворительных целях.
– Нет… – попыталась сказать я.
– Ты, возможно, думаешь, что благотворительность простирается «так» далеко.
Он поднял руку и показал расстояние в несколько миллиметров между большим и указательным пальцем.
– Я не это имею в виду.
– Ты хочешь заниматься благотворительностью, но не хочешь пачкать для этого руки.
– НЕТ! Прекрати говорить за меня. Я совсем не это имела в виду. Я просто говорила, что… это своего рода… колоссальная работа. Особенно для человека, который делает все в одиночку.
Люк фыркнул и кинул мне контейнер с лапшой быстрого приготовления:
– Ты права, так и есть. Так что забирайся сюда и помоги.
Он изучил то, что осталось в черном мешке для мусора, сморщился, отшвырнул его в сторону и взял другой мешок.
Я открыла рот, чтобы вежливо отказаться, но вместо этого сказала:
– Почему твоя девушка не помогает тебе?
Слова вырвались так быстро, что я не успела скрыть нотки ревности в голосе. Мой мозг в последнее время не мог опередить чувства.
Люк замер с бутылкой кетчупа в руках и молчал несколько секунд. Затем выражение его лица смягчилось, и он протянул мне кетчуп:
– Бывшая девушка. Со вчерашнего дня.
А потом передал мне несколько коробок с сухариками.
– Со вчерашнего? – ехидно переспросила я. Посмотрев на меня, Люк продолжил:
– Между нами уже довольно давно все кончено.
– Я бы не сказала, что в понедельник вы выглядели так, будто между вами все кончено, – усмехнулась я. – Не было похоже, что что-то стояло между вами. Включая кислород.
Люк засмеялся, а я нахмурилась. Мне это не казалось смешным.
Он оперся руками о край бака:
– Мы с Карли были вместе почти год. Я забочусь о ней. И не хотел причинять ей боль, но обманывать тоже не хотел. Думаю, я просто ждал, когда появится причина сделать это… Расстаться.
– Так почему же ты расстался? – спросила я.
Люк положил подбородок на руки и пристально посмотрел на меня:
– Я нашел причину.
Мое выражение лица не изменилось, но внутри все превратилось в теплый мед. Мог ли он… ну… мог ли он иметь в виду меня? Осмелилась бы я доверить свои чувства ему? Или стоит прислушаться к голосу разума, твердившему, что Люк Павел самовлюбленный придурок?
Он как будто смог прочитать мои мысли, потому что протянул руку:
– Залезай, Блайт. Давай же! Здесь не так плохо, как ты думаешь. Поверь мне.
Я не могла мыслить ясно. И не могла решить, как поступить. Мне нужно было время. Поэтому я пробормотала:
– Я испачкаюсь.
– И?
На Лице люка расплылась широкая улыбка. В ней не было никакого лукавства. Казалось, парень был искренен. Вряд ли я так плохо разбираюсь в людях. И вряд ли он такой искусный лжец. Верно?
– На мне одежда из хлопка, – пытаясь найти отговорку, сказала я. – И туфли за двести долларов.
Бабушка купила их мне, когда я приезжала к ним в прошлом месяце.
Люк закивал, как китайский болванчик.
– Ох, конечно. Я понимаю, – усмехнувшись, произнес он. И поднял руки, будто сдавался. – Конечно, ты не должна помогать бедным, если это испортит твою дизайнерскую одежду… Или, может, ты просто струсила.
Люк несколько раз взмахнул локтями, изображая курицу, и лучезарно улыбнулся мне, будто я была самым очаровательным человеком из всех, что ему когда-либо встречались. Он не отводил от меня взгляда. Бросал мне вызов. Хотел, чтобы я присоединилась.
Но должна ли я?
Я сосредоточилась. Напомнила себе о необходимости дышать.
– Сначала я хочу посмотреть, что внутри, – пробурчала я.
Я направилась к вонючему зеленому баку, с одной стороны которого было несколько углублений, которыми я могла воспользоваться в качестве лестницы. Поставила в углубление ногу в туфле за двести долларов и потянулась, чтобы ухватиться за углубление повыше.
– Просто чтобы ты знал, – высокомерно произнесла я, – я вообще-то очень милосердный человек.
Люк усмехнулся:
– Да ладно!
Он протянул руку, взял меня за запястье и помог подняться. Я лезла вверх, пока не оказалась с ним лицом к лицу над краем бака, поставив ноги в одно из углублений. Наши лица находились в нескольких сантиметрах друг от друга. Мы стояли так близко, что наше дыхание сливалось. Мы были готовы к тому, чтобы сделать что-то большее.
– Да, – сказала я.
И заставила себя посмотреть на волосы Люка, на изгиб его ключицы, мышцы предплечья. Куда угодно, но только не в глаза, в которые так хотелось заглянуть.
– На самом деле, я раз в неделю работаю волонтером в доме престарелых.
– О, правда?
Люк держал меня за запястье нежно, но крепко. И я ощущала каждый миллиметр своего тела, где его кожа касалась моей.
– Да, – повторила я. – Я уже несколько лет этим занимаюсь.
Слова прозвучали как-то неуверенно.
– Я потрясен, – сказал Люк, и я снова посмотрела ему в глаза. Он несколько секунд не отводил взгляда от моего лица, затем посмотрел на наши руки: – Крепко держишься?
Я мгновенно пришла в себя и ухватилась за край бака:
– Крепко!
Люк отпустил мое запястье и отступил. Позади него находились груды продуктов: смеси для кексов, пакеты с чипсами, пачки с выпечкой, мешки с мукой и сахаром, коробки с макаронами, приправами для салатов, лепешками тако, печеньем, крекерами, бутылки с соком, упаковки нарезанного сыра, банки майонеза, пакеты с рисом… Большая часть из этого богатства до сих пор сохранила заводскую упаковку в виде запаянных пакетов и банок.
– Здесь так много выброшено нормальных продуктов, – сказала я, зажимая нос из-за вони, исходившей от мусора.
– Настоящее безумие, да? – усмехнулся Люк.
– Это надо запретить, – резко сказала я. – Нельзя позволять магазинам выкидывать всю эту еду, когда голодает так много людей.
– И не говори. – Люк снял очки и протер их футболкой. Затем надел их обратно и поднял баллончик со взбитыми сливками. – Каждую неделю я думаю, что меня уже не удивить количеством выбрасываемой еды, но в следующий раз поражаюсь еще больше. Людей больше волнует, как прикрыть свой зад, чем что-то другое.
