Пенелопа наколола на вилку кусочек мяса и откусила. И тотчас же закатила глаза от наслаждения. Вкус того, что готовила она, не шел ни в какое сравнение с этим… абсолютно декадентским ощущениям. Она отправила в рот вилку картофельного пюре с лобстером и, снова закатив глаза, простонала:
– О, фантастика…
– Спасибо, дорогая. – Грейси расплылась в улыбке. – Но рецепт я себе в заслугу поставить не могу. Просто убедила шеф-повара из «Фьюжен 180» поделиться со мной рецептом.
Пенелопа молча кивнула. Софи водила ее в этот ресторан, когда он только открылся, но им не удалось попробовать ничего из указанного в меню, потому что шеф-повар, темноволосый привлекательный парень чуть за тридцать, изобрел тогда какое-то особенное блюдо, чтобы поразить Софи. И, следовательно, все остальное они с Софи упустили. Ох, как жаль!..
Тут Джеймс тоже взял вилку и насмешливо хмыкнув, проговорил:
– Ты наверняка с ним флиртовала. А когда он уже из штанов выскакивал, нанесла смертельный удар.
Грейси в очередной раз сделала «обиженное» лицо.
– А где же твоя благодарность?! – воскликнула она. – Ты ешь самое вкусное картофельное пюре во всем Чикаго, не выходя из собственного дома! А позже, ночью, будешь проделывать со мной все то, что умеешь, – добавила она с ухмылкой.
Пенелопа мысленно вздохнула. «Нет, не думай о сексе», – сказала она себе.
Джеймс сделал вид, что глубоко задумался. Затем кивнул и с важным видом изрек:
– А ведь и правда…
Пенелопа потупилась, уставившись в свою тарелку. Нет, с этой парочкой лучше рядом не находиться… Она почувствовала пристальный взгляд Эвана и тут же поняла, что щеки ее пылают. Что ж, Эван тоже проделывал с ней кое-что, но главные свои трюки приберегал для своих настоящих подружек, не для нее. А в тот единственный раз, когда это все-таки произошло… Она тогда проснулась и обнаружила, что он уже одевается – с лицом холодным и отчужденным.
Достаточно было об этом вспомнить, и Пенелопа поняла, что может снова общаться с ним так, как обычно. А Эван внимательно смотрел на нее. Взгляды их снова встретились, и между ними опять что-то проскочило. Пенелопа нахмурилась – отвела глаза. «В последний раз я оказываюсь в подобном положении», – сказала она себе. Да-да, начиная с сегодняшнего дня она будет стараться все забыть. Забыла однажды – забудет и снова. Просто нужно пережить этот день, не давая ему возможности к ней прикоснуться. Потому что если он к ней прикоснется…
Эван захлопнул дверцу своего спортивного автомобиля. И тотчас же запах Пенелопы заполнил весь салон, опьяняя его и возбуждая. Сказать, что обед у брата прошел напряженно, значит ничего не сказать. Хотя Грейси с Джеймсом, конечно же, ничего не заметили. Для них ничего из ряда вон выходящего не произошло. Они с Пенелопой держались как обычно: он – нагловатый мальчик-переросток, она – раздражающая его подружка сестры. Эти роли они играли уже много лет и к ним привыкли. И, разумеется, они старались подолгу не смотреть друг на друга. Но когда их взгляды все-таки встречались, они за эти короткие мгновения умудрялись очень многое сказать друг другу. О гневе и похоти. О прошлом и настоящем. Обо всем том, что их мучило все эти годы. То был настоящий коктейль из эмоций – как когда-то накануне большой игры. Только теперь у него больше не было футбола – осталась одна Пенелопа.
…Она смотрела прямо перед собой, и уличные фонари освещали ее прекрасное лицо. Облизав нижнюю губу, как делала всегда, когда нервничала, она крепко сжала в руках свою сумочку.
– Я не собираюсь на тебя набрасываться, – сказал Эван и тут же поморщился, услышав свой хриплый голос. Он-то намеревался произнести это с легкой насмешкой, с иронией – чтобы она расслабилась, – но ничего не вышло.
Пенелопа коротко кивнула:
– Да, понимаю.
На несколько секунд воцарилось тягостное молчание. После чего она тихо сказала:
– Так мы едем?
– Да-да, конечно. – Эван вздохнул и, тронувшись с места, выехал на дорогу.
Какое-то время они ехали в полном молчании. И с каждым кварталом ее пальцы все крепче сжимали сумочку. Наконец, почувствовав, что надо хоть как-то снять напряжение, Эван откашлялся и проговорил:
– Поздравляю с повышением. Шейн говорил мне об этом. Он очень тебя ценит.
– Спасибо, – коротко кивнула она, не отрывая взгляда от дороги.
– Слушай, а что у тебя за должность? – спросил Эван с искренним любопытством; он вдруг сообразил, что ничего не знал о ее нынешней жизни.
– Главный исполнительный директор, – ответила она, помолчав.
Эван откашлялся, не зная, что на это сказать. Остановившись на светофоре, все-таки спросил:
– А что это такое?
Пальцы на сумочке снова сжались.
– Я отвечаю за все проводимые в компании коммерческие сделки.
– То есть после Шейна ты – второй человек в корпорации?
– Да, вроде того.
– Хм… Полагаю, ты этого заслуживаешь.
Она не ответила. И нахмурилась. На несколько минут вновь воцарилось тягостное молчание. Наконец Эван не выдержал и проговорил:
– Значит, ты хочешь, чтобы я и дальше притворялся, будто между нами ничего нет?
– Между нами действительно ничего нет. – Она поерзала на сиденье и со вздохом добавила: – Я хочу, чтобы все снова стало так, как было. Как было все эти годы, до твоей травмы.
– Знаю, что хочешь. – Ему следовало бы хотеть того же, но он больше не желал быть благоразумным.
И снова они долго ехали в полном молчании. Наконец Пенелопа проговорила:
– В тот вечер я пришла к тебе не для того, чтобы ворошить прошлое. И мне не следовало позволять тебе ко мне прикасаться.
– Но ты позволила. – Пальцы его судорожно сжались на рулевом колесе. – Позволила – и шлюзы открылись. Я не думаю, что их теперь можно снова закрыть.
– Перестань, перестань, перестань!.. – в отчаянии закричала Пенелопа. – Не хочу об этом говорить!
Они уже приближались к ее дому, и Эван, опасаясь, что она вот-вот выскочит из машины, поспешно проговорил:
– Я врал тем вечером, когда оскорблял тебя. И если последние пятнадцать лет я вел себя по отношению к тебе как последний ублюдок, то это не значит, что ты для меня ничего не значишь. – Ну вот, наконец-то он это сказал. Наконец-то сказал хоть часть правды.
Пенелопа прижала пальцы к вискам.
– Человека определяют не слова, а поступки.
Она была права, но Эван не мог ей объяснить, что на самом деле он вел себя совершенно правильно. Он ведь ее спасал! Но если так, если она хочет поступков?.. Будут ей и поступки.
Шумно выдохнув, он заявил:
– Тогда знай, что в пятницу я ушел из клуба без Рафаэлы. И спал один.
