– Это как раз то, что нужно.
Она взглянула на дверь и, задыхаясь, прошептала:
– Кто-нибудь может войти…
Он наклонился и сообщил ей на ухо:
– Я сейчас так тебя оттрахаю, что ты сознание потеряешь. И имей в виду, тишины при этом не обещаю.
Она тихонько всхлипнула, не в силах произнести ни слова. Страх, возбуждение и жгучее желание составляли мощный коктейль, от которого закипала кровь. Тут Эван медленно расстегнул следующую пуговку. Похоже – нарочито медленно. По правде сказать, ей хотелось, чтобы он просто оторвал ее побыстрее. Именно так он и поступил когда-то, много лет назад… Ох, как же часто она потом об этом вспоминала… Вспоминала все эти годы.
Теперь его ловкие пальцы расстегивали одну пуговку за другой так быстро и так легко, что казалось, тут не обошлось без божественного вмешательства.
– Ты сможешь вести себя тихо? – спросил он неожиданно. – Или мне придется зажимать тебе рот?
Пенелопа ахнула и качнула бедрами, живо вспомнив, как они когда-то лежали на полу и его ладонь зажимала ей рот, а она кричала в нее, потому что едва не утратила рассудок от наслаждения.
– Да-да, я все помню… – И послышался его смешок.
– Эван, быстрее, – шепнула она.
Тут он раздвинул платье и окинул ее взглядом.
– А теперь скажи мне, что это белье не рассчитано на то, что женщина займется безнравственными вещами.
– Не знаю, о чем ты, – соврала Пенелопа. Черные кружевные бюстгальтер и трусики были откровенно провоцирующими, и утром, надевая их, она думала о нем, пока он крепко спал, растянувшись на ее кровати. Солнечный свет окутывал его золотистым сиянием, а загорелая кожа являла резкий контраст с белыми простынями.
За дверью снова послышались голоса, и Пенелопа невольно вздрогнула, но при этом возбудилась еще сильнее.
– Чудесно. – Эван провел ладонями по ее бедрам. – Раздвинь свои очаровательные ножки.
«Ведь это так на меня не похоже!» – мысленно воскликнула Пенелопа, выполняя его просьбу. Но потому она его и любила. С ним она чертовски распалялась.
Тут Эван сжал ее бедра, и Пенелопу пронзило наслаждение. Взглянув на дверь, она еще шире раздвинула ноги, упершись каблуками в пол по обеим сторонам от его ног. А он провел пальцем по ее трусикам – в том месте, где она хотела его сильнее всего, – и прошептал:
– Они сразу за дверью, Пенелопа.
– Пусть, – шепнула она. И потянула его к себе.
А Эван поднял руку и, вытащив из ее прически шпильки, бросил их на стол. Волосы свободно рассыпались по плечам.
– О, эти твои волосы… – пробормотал он со стоном.
Голоса в коридоре приблизились, но Эван, не обращая на них внимания, впился в ее губы поцелуем, столь жарким, что Пенелопу в тот же миг захлестнуло желание. Она резко качнула бедрами, и в следующую секунду все ручки, лежавшие на столе, полетели на пол. Эван же, прервав поцелуй, принялся легонько прикусывать сквозь кружево бюстгальтера ее соски. Пенелопа тихо вскрикнула. Держась одной рукой за край стола, другую она запустила ему в волосы и потянула к себе.
– Эван… О боже… – простонала она.
Тут он сунул руку ей в трусики и начал ласкать ее. Она была уже настолько влажной, что это почти смущало.
Пенелопа снова качнула бедрами – одних лишь ласк ей уже явно не хватало. Не думая о людях за дверью, она прохрипела:
– Эван, быстрее… Господи, Эван…
Тут что-то грохнулось на пол, а голоса за дверью зазвучали еще громче. Ей следовало бы ужаснуться, но ничего подобного не произошло – теперь она могла думать только об одном…
Эван поднял голову и, посмотрев ей прямо в глаза, проговорил:
– Скажи мне, чего ты хочешь, Пен.
Она тихонько всхлипнула.
– Тебя. – И подалась ему навстречу.
– Нет. – Он покачал головой. – Скажи, чего именно ты хочешь. Скажи так, чтобы все было предельно ясно.
Пенелопа в растерянности заморгала, не понимая, о чем он просил. Потом вдруг улыбнулась и, глядя прямо в его жаркие зеленые глаза, отчетливо проговорила:
– Трахни меня, Эван.
Он покосился на дверь и спросил:
– Но когда именно?
Пенелопа тоже посмотрела на дверь. И тут же заявила:
– Я хочу, чтобы ты взял меня, пока они стоят за дверью.
Он кивнул и, расстегнув молнию, спустил джинсы на бедра.
– А ты будешь кричать, Пен?
Она снова всхлипнула.
– Но разве я обычно не кричу?..
Тут он снова впился в ее губы поцелуем. После чего заявил:
– Я буду трахать тебя громко и грязно.
И после этих его слов Пенелопа уже окончательно утратила здравомыслие. Яростно вцепившись в его джинсы, она спустила их пониже. Эван же, смахнув со стола все, что там еще оставалось, – вещи с грохотом посыпались на пол, – уложил ее на столешницу. Пенелопа же, сгорая от желания, закинула ноги ему на плечи и, задыхаясь, прохрипела:
– Эван, быстрее!..
Он внимательно посмотрел на нее и с улыбкой сказал:
– Как же я люблю тебя такую… Задыхающуюся, вожделеющую…
– Скорее, скорее, скорее… – простонала она.
Тут он сдернул с нее трусики, швырнул их на пол и, сунув руку в карман, вытащил пакетик с презервативом. Несколько секунд спустя он уже вошел в нее мощным толчком. Пенелопа выгнулась на столе и громко ахнула. Она раз за разом подавалась ему навстречу и ритме, который тотчас же уловила. И из горла ее то и дело вырывались громкие стоны. Да-да, все было очень громко – в точности, как они хотели.
В какой-то момент, упершись ладонями в столешницу, Эван склонился над ней и сказал:
– Пен, посмотри на меня.
Ее ресницы затрепетали, и глаза открылись. Их взгляды встретились.
– Моя! – прорычал он. – Пен, ты моя!
– Да, Эван, да… – ответила она, обвивая руками его шею. И тут же, снова застонав, добавила: – Еще, еще, еще!.. Пожалуйста…
– О господи!.. – Его бедра двигались все быстрее и быстрее.
У Пенелопы то и дело перехватывало дыхание, и теперь она взлетала все выше ему навстречу. Стоны же ее становились все громче.
– О, как хорошо… – пробормотала она.
– Точно, Пен, чертовски хорошо. На свете ничего нет лучше твоей чудесной влажной киски.
Она тихонько всхлипнула, и он тут же сказал:
– Не бойся кричать, Пен. Пусть тебя услышат все.
И в тот же миг она закричала. Глухо застонав, Эван зажал ей рот ладонью и пробормотал:
– А теперь, Пен, кричи погромче, и кричи так, как хочется. Не бойся.
