– Как жаль…
Глаза ее тут же распахнулись.
– Почему? Ведь это же хорошо, что я не забеременела…
Эван внимательно посмотрел на нее и спросил:
– Ты что, действительно не разочарована?
Пенелопа резко приподнялась – словно катапультировалась с его коленей.
– Конечно, нет. Ведь это – последнее, чего бы я хотела. И вообще, как ты себе это представляешь?
Эван почувствовал, что следовало соблюдать осторожность. Одно неосторожное слово – и она поведет себя, как пугливый жеребенок. Пожав плечами, он уклончиво ответил:
– Ну, кое-что я вообще-то представляю…
Ее брови сошлись на переносице.
– Не сходи с ума, Эван. – Казалось, она была на грани истерики.
Он протянул к ней руку и мягко произнес:
– Что с тобой, Пенелопа?..
Она отстранилась от него и заявила:
– У меня все замечательно, Эван. И не говори глупости.
– Но, Пен, я всего лишь предположил, что было вполне нормально испытать некоторое разочарование.
– Я не разочарована! – пронзительно вскрикнула Пенелопа. Вскочив с дивана, она подхватила валявшиеся на полу туфли. – Я иду спать, а тебе, возможно, лучше пойти домой. – С этими словами она взлетела вверх по лестнице. Секундой позже грохнула дверь.
– Проклятье… – пробормотал Эван. – Что же теперь делать?
Пенелопа заперла дверь ванной, схватила полотенце и уселась на пол. О господи, что она наделала? Повела себя глупо и чересчур эмоционально. И в результате выдала слишком многое.
Эван не дурак, и он отлично все понял. Боже, как это унизительно! Теперь Эван решил, будто она расстроилась из-за того, что не смогла осуществить мечту какой-нибудь дурочки – стать любящей мамочкой, забеременев от футбольной звезды. И ведь она действительно ничуть не разочарована!
Пенелопа снова мысленно перечислила список причин, по которым счастлива, что не забеременела. Затем уткнулась лицом в полотенце – и слезы, которые она сдерживала весь день, хлынули потоком. Пенелопа начала всхлипывать, потом зарыдала. Так она не рыдала с той ночи, когда Эван ее бросил. И она все плакала и плакала, никак не могла остановиться. Не могла взять себя в руки.
Внезапно послышался стук в дверь.
Пенелопа подняла голову и заорала:
– Уходи, Эван! – Просто необходимо, чтобы он ушел. Чтобы оставил ее одну. Иначе ей так и не удастся овладеть собой.
– Нет, я не могу уйти, Пенелопа.
Она выругалась и снова уткнулась лицом в полотенце, чтобы приглушить рыдания, рвущиеся из груди.
– Я хочу, чтобы ты ушел! – закричала она. – Хочу остаться одна!
За дверью послышался вздох, а затем раздался громкий голос Эвана:
– Нет, ты этого не хочешь! Ты хочешь, чтобы я не видел тебя расстроенную, а это – разные вещи!
– Я не расстроена! – Она яростно утерла мокрые щеки.
– Тогда почему же ты плачешь?
Пенелопа тяжело вздохнула.
– Эван, пожалуйста, просто уйди. У меня был по-настоящему плохой день, и я хочу спать.
– Я не могу заставить тебя говорить, но одну не оставлю.
Пенелопа снова вздохнула. Сейчас ей требовался другой Эван. Тот, который исчезал, как только дела принимали неприятный оборот. Тот, который водил домой плейбоевских красоток, играл в «Иксбокс» и целыми днями пьянствовал. Такой бы Эван ушел. И даже не оглянулся бы. А этот, новый, отзывчивый и все понимающий… Такого Эвана она сейчас не могла выдержать.
Когда поток слез наконец-то иссяк, она сделала глубокий вдох, встала и умылась холодной водой. Затем капнула чем-то в глаза, наложила на лицо увлажняющий крем, почистила зубы, причесалась и надела халат, висевший на крючке за дверью. Снова взглянула в зеркало – и не увидела следов эмоционального взрыва. Но тяжелая боль по-прежнему сидела в груди.
Открыв дверь спальни, она увидела Эвана, сидевшего на кровати и смотревшего на нее настороженно. Горло перехватило, и она ничего не смогла сказать. Молча обошла кровать, легла, натянула одеяло до подбородка и повернулась на бок.
Эван тяжело вздохнул и встал.
Пенелопа затаила дыхание; она надеялась, что Эван сейчас уйдет – наконец-то можно будет остаться одной! – и в то же время боялась, что он тогда уже никогда не вернется. А он, должно быть, гадал, что случилось со здравомыслящей разумной женщиной.
Услышав, как он расстегивает ремень, Пенелопа поморщилась. И на подушку из уголка глаза выкатилась еще одна слезинка.
Тут зашуршала ткань, и что-то упало на пол. А секундой позже кровать скрипнула – Эван улегся.
Пенелопа насторожилась. В следующее мгновение Эван обнял ее одной рукой и поцеловал в висок. И было так приятно ощущать у себя за спиной его мускулистое тело, надежное и теплое. Прижимавшееся к ней так уютно, как не удавалось никому другому.
Пенелопа немного расслабилась, и он обнял ее покрепче. Потом прошептал ей на ухо:
– Я тоже хотел, чтобы ты забеременела, Пен.
Она шевельнула бедрами, стараясь прижаться к нему ягодицами. А он вздрогнул – и прильнул к ее шее губами. И этими своими поцелуями тотчас же воспламенил ее – все равно что зажег спичку и бросил в воспламенившуюся жидкость.
Чуть помедлив, Пенелопа повернула голову и приподняла подбородок. И губы их тотчас же слились в поцелуе. Сначала осторожном и нежном. Но затем между ними словно что-то щелкнуло, и они, казалось, обезумели – как тогда, у нее в кабинете. А еще через несколько мгновений Пенелопа вдруг поняла, что именно это ей сейчас и требовалось. Да-да, ей нужен был Эван, пылавший страстью. Только с ним можно было забыть обо всех неприятностях.
Громко простонав, Пенелопа впилась ногтями ему в плечи. Шевельнувшись, запрокинула ногу ему на бедро. Эван застонал и, обнажив ее груди, принялся ласкать их, одновременно целуя в губы. Когда же он легонько сжал ее соски, Пенелопа вскрикнула и громко застонала. А он поднял голову и тихо спросил:
– Пен, чего ты сейчас хочешь?
– Тебя! – прохрипела она. Господи, только этого она сейчас хотела, только этого… Снова шевельнув бедрами, Пенелопа со вздохом добавила: – Но ведь у меня месячные, не забывай…
Он снова ее поцеловал, потом заявил:
– Плевать мне на них.
Пенелопа покачала головой. Может, ему и плевать, но ей нет.
– Мы не можем, – сказала она.
Тут Эван одним движением перевернул ее на спину и улегся сверху.
– Тогда вспомним старые добрые времена. – Задвигав бедрами, он лег так, что ее трусики располагались прямо напротив его прикрытого хлопком восставшего члена. И стиснул ее ягодицы.
– О, Эван… – прохрипела Пенелопа. И, прижимаясь лбом к его лбу, медленно начала двигаться.
