Милая моя, ты не хуже меня знаешь, что я всю жизнь провела с тобой и твоей дорогой мамочкой, так что теперь даже не представляю, как смогу перейти в услужение кому-либо еще.
Пожалуй, я могла бы поехать к собственной семье, но за прошедшие годы я утратила с ними последние связи и не представляю, где их теперь искать.
Надеюсь, что со мной все будет в порядке, хотя, по правде говоря, я слишком стара, чтобы начинать жизнь сначала.
Через два дня я снова напишу тебе, как и обещала, и уверена, что к тому времени Меркурию станет уже лучше.
Береги себя, и да хранит тебя Господь.
Любящая тебя няня».
Титания услышала, как зашелестела бумага, когда Дарий переворачивал письмо.
А потом незнакомый голос произнес:
– Перестаньте плакать и давайте обсудим, что можно сделать.
Титания была ошеломлена тем, что рядом с ней, оказывается, находился вовсе не Дарий, и, отняв ладонь, которой прикрывала глаза, обернулась.
К ее изумлению, она увидела перед собой короля!
Он смотрел на нее, а она даже не представляла, сколь участливое и одновременно очаровательное выражение написано на его лице.
Ее большие серые глаза были полны слез, проложивших блестящие дорожки на нежной белой коже ее щек.
– Я… думала… что вы… Дарий, ваше… в-величество, – запинаясь, пробормотала она.
При этих словах она начала приподниматься, чтобы сделать реверанс.
Но король положил ей руку на плечо.
– Сидите, – сказал он. – Я прочел письмо вашей няни. Разумеется, вы не должны позволить этому случиться.
– Но что… я могу… сделать? – убитым голосом проговорила Титания. – Мой дядя сказал, что я… пробуду… здесь всего шесть месяцев, но я и понятия… не имела, что он… намерен рассчитать няню. Ей уже скоро шестьдесят, и… это низко и подло с его стороны… выгонять ее… и заставлять искать себе другое место.
– Я согласен с вами, – заметил король. – Вот почему я предлагаю решение, с которым, уверен, вы согласитесь.
– Я подумала, – неуверенно пролепетала Титания, – что, быть может… вы позволите мне… вернуться домой. Если я вновь окажусь в Англии… дядя Эдвард наверняка позволит… няне остаться со мной, а если ему жалко денег… у меня есть немного своих, правда… ими управляет он.
– У меня есть куда лучшее предложение.
– Какое же… сир?
Тут она сообразила, что до сих пор обращалась к нему неподобающим образом, и быстро добавила:
– Прошу простить меня за то, что я… веду себя не слишком вежливо, но сейчас мне трудно думать… о чем-либо еще, кроме тех, кто остался у меня на всем свете и кто… любит меня так же… как я их.
– И кто же они?
– Это долгая история, и она наверняка утомит ваше величество, – ответила она.
– Я хочу знать, – возразил король. – Дарий говорил мне, что вы состоите на побегушках у своей кузины и тетки.
– Они стыдятся меня, и, чтобы наказать за то, что сделал мой отец, дядя Эдвард прогоняет няню – и мне страшно подумать, что он может еще и продать Меркурия.
– Уверен, что ни один человек не может быть настолько жесток, чтобы поступить подобным образом, – твердо заявил ей король. – Но то, что я намерен предложить, помешает ему совершить столь низкий поступок и рассчитать вашу няню.
Титания хотела утереть с глаз слезы.
Носового платка у нее с собой не оказалось, и потому король достал из собственного кармана белый батистовый платочек и протянул ей.
Она вытерла глаза и с мольбой взглянула на него, спрашивая себя, что же такого он может предложить, будучи уверена в том, что ничто не помешает герцогу поступить так, как он задумал.
– Вы собирались рассказать мне, почему ваши родственники столь дурно обходятся с вами.
– Потому что папа, когда был молод, без памяти влюбился в мою маму. Она была очень красива, но ее отец был всего лишь главой шотландского клана. Мой дед полагал, что все члены его семьи должны сочетаться браком только с представителями тех фамилий, в чьих жилах течет такая же голубая кровь, как и у него, и которые обладают не меньшим влиянием.
Король улыбнулся.
– Я слышал, что в Англии есть аристократы, придерживающиеся подобных взглядов, но полагал, что все это лишь досужие россказни.
– Нет, сир, это не так, и дядя Эдвард во всем похож на своего отца. Для него на первом месте стоит родословная, и именно поэтому они считают, что своим рождением я запятнала безупречную репутацию их семьи.
Король улыбнулся вновь.
– Уверен, что никто не может так думать о вас. Вы очень красивы и должны знать, что я терпеть не могу, когда кто-либо плачет при моем дворе, особенно если этот «кто-то» как две капли воды похож на богиню с Олимпа.
Титания не смогла удержаться от слабой улыбки.
– Совсем как матушка вашего величества! – воскликнула она. – Мне говорили, что она была очень красива и родилась в Греции.
– Я очень смутно помню ее, потому что мне было всего три года, когда она умерла. Но я понимаю ваши чувства, ведь моя мачеха терпеть меня не могла. Ее чрезвычайно раздражал тот факт, что для страны я буду важнее ее собственного сына.
– Она дурно обходилась с вами? – поинтересовалась Титания, вспомнив, что означенная мачеха была немкой.
Перед тем как ответить, король немного помолчал.
– Из этого письма я понял, что вы любите своего коня Меркурия и что он отвечает вам взаимностью. Однажды у меня была собака, которую я обожал. В сущности, после смерти матери она была единственной, кого любил я и кто любил меня.
Титания затаила дыхание.
В голосе короля прозвучали нотки боли, которые она уловила безошибочно.
– И что же случилось? – едва ли не шепотом спросила девушка.
– Когда меня отправили в пансион, я не мог взять собаку с собой. Но я просил всех слуг присматривать за ней, и они обещали мне это.
– И что же случилось потом? – спросила Титания.
– Поскольку она все время скулила и лаяла, потому что тосковала по мне, мачеха распорядилась отравить ее.
Голос его теперь звучал ровно и твердо, но в глазах его Титания видела боль.
– Мне очень жаль. Я знаю… как вам должно быть больно. И теперь я боюсь, что мой дядя Эдвард, поскольку он недолюбливает меня, может избавиться от Меркурия. Думаю, что предпочла бы, чтобы он умер, вместо того чтобы быть проданным кому-либо… кто будет дурно обращаться с ним.
– Здесь я не могу с вами не согласиться, и потому мы должны предотвратить подобное развитие событий.
– Но что мы можем сделать, когда я здесь, а Меркурий… в Англии?
