Обсуждение лекции было обычным, но толпа людей, окруживших Гертруду после лекции, вела себя куда оживленнее. Предполагалось, что Гертруда Стайн будет подписывать книги, и многие предложили мне: «Когда все закончится, можем ли мы встретиться с Гертрудой Стайн и отвезти вас в отель». Один из них сказал: «Знаете, нам очень нравился ваш отец, ваша мать была ангелом, да и вы сами очень дороги нам». Я отметила нисходящий порядок.
Следующая лекция состоялась в университете Калифорнии. Там мы обнаружили, что цветы в пустыне были в самом расцвете, их можно видеть даже в северной части, если туда поехать, что мы и осуществили на следующий день. Редкие виды цветов, которые мы там увидели, создали действительно удивительную картину.
Гертруда Атертон пригласила нас на ленч в особый рыбный ресторан на набережной и еще на обед в честь Гертруды Стайн, где Гертруда встретилась со многими людьми. Когда ее представили гостям, один из присутствующих спросил, где она родилась, она ответила: «В Питтсбурге, Пенсильвания». Он был шокирован. Следовала бы говорить «Калифорния», как я ей постоянно советовала, но убедить ее изменить место рождения было невозможно.
Посетили мы и место моего рождения, хотя в том знаменитом пожаре наш дом сгорел, как и дом, где я жила с отцом до своего отъезда. Строился один из мостов, что, по моему мнению, значительно портило окружающий вид.
Миссис Атертон устроила нам поездку в женский монастырь в Сан-Рафаэле, где ее внучка была монахиней. Миссис Атертон рассказала, что монахиня-матушка — из Сан-Франциско, обожает городские новости, так что придется с ней потолковать. Монастырь красиво расположен среди деревьев и цветов, мы провели там чудесный день. Из Сан-Франциско мы планировали поехать на север, в Сиэтл, но на это потребовалось бы много времени и мы решили лететь в Омаху. В те дни перелеты длились долго, и остановка в Омахе сделает перелет менее утомительным. Перелет через горы Сьерра-Невада наградил меня самым красивым ландшафтом, какой мне довелось видеть в жизни.
После Омахи — остановка в Чикаго, у Бобси Гудспид. Вновь увиделись с Торнтоном Уайлдером, занявшим место в наших сердцах на долгие годы.
Отсюда начался конец нашего американского визита, ибо у нас оставалось мало времени до отъезда в Париж. Карл Ван Вехтен сказал Гертруде: «Теперь тебя не будут тревожить незнакомые люди со своей болтовней». А Бернар Фай спросил у меня: «Разве постоянное желание окружающих поговорить с Гертрудой Стайн не раздражает ее?». «Нет, — ответила я, — для нее это как общение с соседями в Билиньине».
Из Нью-Йорка мы отплыли во Францию на том же самом корабле «Шамплене», который доставил нас сюда шесть месяцев тому назад. На пароходе мы получили записку от Павлика Челищева, плывшего тем же рейсом. Он спрашивал разрешения встретиться с Гертрудой. Она вежливо ответила «да», хотя не хотела его видеть. На корабле царил комфорт, еда была исключительной — все было так же, как на пути в Нью-Йорк.
В Париже мы распаковали книги и вещи, приобретенные в США, и приготовились к Билиньину. Забрали обеих собак — Баскета и Пепе. Баскет находился в Булонском лесу. Мы поехали за ним, но его взяли на прогулку, поэтому пришлось подождать. Пепе, оставшийся у Маратье, с радостью прыгнул нам в руки, как и в первый раз, когда попал к нам.
Билиньин показался нам спокойнее и приятнее, чем помнился. Мы немедленно посадили овощи и американскую кукурузу и начали приводить в порядок сад. Я занялась рассадкой fraises des bois
[76], вечная забота.
10
Лето в Билиньине — время напряженное, приятное и продуктивное. Выращивание овощей стало увлечением, а цветы им были всегда. Работа в саду доставляло удовольствие, хотя иногда случались неприятности. Однажды я взобралась на ящик, чтобы дотянуться до самой высокой ветви французской фасоли, обвившей шест. Ящик сломался, я свалилась, а на меня — фасоль. Гертруда Стайн считала меня чересчур рисковой и сказала: «У нас и так достаточно разнообразных овощей».
Наша соседка, баронесса Пьерло, выращивала 57 видов овощей, как огурцов компании Хейнц, и я считала, что обязана иметь не меньше. Но чем старше я становилась, тем больше времени уделяла кулинарии, так что к концу дня меня не хватало на другое.
Мадам Пьерло и большой поэт Поль Клодель были старыми и очень близкими друзьями. Они часто встречались, с тех пор как он купил шато недалеко от Беона.
Мадам Пьерло родилась в католической семье, но, как выразился однажды Бернар Фай, обратилась к Жан Жаку Руссо и никогда от нового пристрастия не отступала. Однажды она сказала Гертруде: «Мне надоели поучения Клоделя по поводу моей религии, ему следует оставить меня в покое и позволить идти своей дорогой. Если он снова поднимет об этом разговор, я встану и уйду». Гертруда сказала: «Ты так не поступишь». «Нет, — согласилась она, — но придумаю что-нибудь».
Она вернулась к этому вопросу во время следующей встречи. «Я нашла средство остановить Клоделя», — сообщила она. «Неужто?» — удивилась Гертруда. «Да. Я сказала ему напрямую, что абсолютно счастлива без его усилий вернуть меня в лоно матери-церкви». А он в ответ: «О, это нормально. Я знаю, что когда попаду в рай, ты встретишь меня с распростертыми объятиями». «Кто тебе сказал, что я умру первой?» — отреагировала мадам Пьерло.
Еще до нашего отъезда из Нью-Йорка Торнтон Уайлдер предложил Гертруде и мне остаться там, он снимет нам домик на Вашингтон Сквер. Идея сперва показалась Гертруде заманчивой, но в дальнейшем не обсуждалась. А теперь Торнтон приехал в Билиньин.
Я посадила обычные орхидеи, которые мы заказали у цветовода из Женевы. Корни были фантастически необычной формы, как вытянутая рука. Когда я посадила их в землю и засыпала, то не ожидала увидеть цветы. Но одна небольшая красивая орхидея все-таки выросла и заполнила пустое место в одной из 26 клумб на террасе.
Я посадила также мальву, и она дала крупные цветы разнообразных форм и расцветок, которые долго, как и в саду, стоят в вазах в доме. Джеральд Бернере взял у меня один из горшков с мальвой, поставил на столик в саду и покрасил. Пьер Балмэн приехал из Экс-ле-Бена и попытался составить для меня букеты, но у Джеральда было больше опыта и букеты выходили у него лучше.
В конце лета мы вернулись в Париж, и Гертруда подготовила лекции для Кембриджа и Оксфорда. Мы полетели туда в январе. Как и прежде, лекции пользовались огромным успехом.
На следующий год мы снова посетили Англию, на сей раз на премьеру «Свадебного букета»
[77]. Джеральд Бернере написал музыку для этого балета. Остановились мы в Фарингдон Хаус, загородном имении, и Джеральд проиграл нам свою музыку, привлекательную и веселую.
В Фарингдон Хаусе каждый год проводился специальный праздник, во время которого в гостиную вводили белую лошадь. Лошадь принадлежала миссис Бетжмен. Лошадь была дрессированной, поднималась по ступенькам в гостиную и там опускалась на колени. Лошадь угощали, одновременно с гостями, чаем. Вся процедура происходила без малейшего нарушения интерьера комнаты, уставленной красивыми цветами и другими предметами.
