Жизнь разуверяет нас в этом заблуждении, но когда я обращаюсь к своему дару, я ощущаю себя птенцом в теплой ладони мира.
Сначала вот этот, с рукой…
Руку я лечить не стала, только проверила все ли в порядке. Но все было хорошо сложено, мышца к мышце, сухожилие к сухожилию… вот их я заставила срастись. На всякий случай. А остальное пусть само заживает, как природой и положено. Голова…
Сотрясение я тоже убрала. И даже сама себе удивилась. Как так?
Раньше если я лечила, то целиком, а сейчас выбираю и что, и как…
А вот со вторым придется намного сложнее.
Я положила руки на грудь больного.
Ох…
Сложить мы его сложили, но здесь столько сил надо, что на ноги, что на спину…
Начнем со спины. Пусть все же сам ходит, хоть бы на костылях, но ходит…
И сила полилась из меня, медленно пропитывая ткани. Я видела человека, словно в густом тумане разного цвета.
Вот зеленоватое облако, которое окружает голову и плечи. Тут все в порядке. Так, небольшие вкрапления желтого — синяки будут, не страшно.
Вот спина.
Тут зелень почти повсеместно сменяется желтизной, и та переходит в оранжевый цвет — и в районе поясницы вспыхивает густо-багровым, с вкраплениями черного.
Под моими пальцами чернота пропадает окончательно, багровое светлеет — и я точно знаю, что происходит. Сейчас срастается перебитый спинной мозг. Уходит отек, расслабляются сдавленные нервы, а кровь… ничего, походит с синяками. Постепенно рассосется.
Силы убывали, хотя и не так быстро. Уже на последних каплях я коснулась ног, правя то, что смогла.
Сухожилия и нервы.
А потом заметила…
Глаза больного были открыты. И смотрел он прямо на меня.
Темного крабом!
Что делать?!
Паниковать? Бежать? Это стало бы началом моего конца.
Я протянула руку, положила ее мужчине на лоб.
— Спите. Все будет хорошо…
Глаза медленно закрылись. Что бы он ни увидел, я отоврусь. Вино, шок, маковое молочко, которое я ему дала — на самом деле обошлись, но кто ж проверит?
Справлюсь. Обязана справиться.
Силы окончательно покинули меня, и я упала в кресло в углу. Вытянула гудящие ноги.
Безумная каторга? Да!
Кракеновски тяжелая работа, за которую платят копейки? Трижды да!
Опыт, который нигде больше не приобретешь, и который позволит мне спасти намного больше человеческих жизней.
Пусть это звучит пафосно, пусть даже чуточку смешно — смейтесь. А я…
Бабушка говорила, что дворянин — это тот, кто первым встает на защиту родной страны. Кто по благородству души берет на себя больше, и отдает намного больше. Кто в любой момент отдаст и жизнь и душу, лишь бы его страна жила мирно. Вот эти избалованные щенки — они не дворяне, они просто никто. Титулованные ничтожества, которые по иронии судьбы родились не конюхами, а баронами и графами.
А я могу причислить себя к благородным?
Не знаю. Я живу в трущобах, я работаю в лечебнице для бедных, я каждый день вижу столько крови и боли, сколько иной за год не увидит. Так что — вряд ли.
Благородство — это нечто иное.
И показалось мне — или за окном мелькнула темная тень?
Смерть сегодня хотела забрать троих. Вместо этого она получила лишь одну, а эти двое…
Словно высокая женщина в черном с серебром одеянии скользнула мимо, коснулась полой платья моих ног…
Ты не победила. Меня невозможно победить. Но… я подожду.
* * *
— Вета, ты…
Харни Растум слов не находил. Едва не обнимал меня, приплясывал на месте, улыбался так, словно ему к углам рта завязочки пришили и на затылке в узел стянули.
— Ты чудо! Ты сокровище! Я тебе премию выпишу! Золотой! Нет, два золотых! И отдохнуть можешь! Десять дней!
Я мило улыбалась и лепетала положенные слова благодарности.
Столь бурный прилив любви и щедрости был вызван отнюдь не моей скромной особой. Просто наездники оказались весьма высокородными тварями.
Один, со сломанной рукой, сын герцога Ришарда. Пусть младший, но их всего-то двое! Второй — любимое и единственное чадушко маркиза Леклера. Как, единственное, дочки там есть, но что такое женщина? Всего лишь инструмент для скрепления сделки, замуж выдал — и забыл.
Поспорили два высокородных болвана, слово за слово, бутылка за бутылку, приятели подзуживали, девица еще та, погибшая, пообещала, что отдастся тому, кто выиграет гонку…
Догонялись.
Если бы не я, кончилось бы это весьма печально. А так…
На следующий же день нашу лечебницу атаковали аристократические семьи.
Ришарда забрали сразу, а вот Леклера пока лучше было не трогать. Поэтому к нему нагнали магов, те пролечили, что смогли (повезло — у меня выходной как раз был, не столкнулась!), и сообщили маркизу, что если бы не лекари…
Маркиз подумал — и выразил свою благодарность Растуму лично. А тот сейчас благодарил меня.
Было, было у меня искушение бросить ему под ноги эти два золотых, но… нельзя. Так может себя повести другая женщина, которой я уже не являюсь.
Я спрятала монеты в карман и мило улыбнулась.
— Да, Вета, милая, зайди, пожалуйста, к виконту Леклеру?
— Зачем? — искренне удивилась я.
Карнеш Тирлен там и дневал, и ночевал иногда, и маги заходили, и… я-то там зачем?
— Он просил.
Я сделала большие глаза.
— Что он просил? Я же ничего плохого не сделала?! Наоборот!
Харни успокаивающе замахал на меня руками.
— Веточка, милая, да что ты! Я тебя лично на руках носить готов! Если б ты сразу им помощь не оказала… если б кто из них умер, тут бы такое началось!
А погибшая девушка никого не волнует? Потому что по рождению она не принадлежит к знатной фамилии? И плевать всем на ее могилу?
С-сволочи…
— Просто… есть у меня подозрение, что этот Леклер тобой увлекся. Сильно.
У меня глаза, наверное, стали как у морского рака
[4].
— Когда он успел?!
— Как пришел в себя, так и рассказывает всем, что ему явилась посланница Светлого.
Вдобавок к выпученным глазам у меня и рот открылся. Некрасиво, но…
Харни отечески похлопал меня по плечу.
