— К груди приложи.
Алия послушалась.
Я занялась последом и прочими не слишком приятными процедурами. Все же страшновато рожать, как насмотришься. Хорошо, что мне это не грозит.
Я не могу рисковать, что мое проклятье передастся ребенку. Сама я живу под угрозой обнаружения, а каково будет защищать еще и малыша?
— Госпожа Ветана, спасибо!
— Да не за что, — спина болела неприятной тянущей болью. — Как назовешь малышку?
— Делайла.
— Красиво.
— Мне тоже нравится.
— И пусть у нее судьба будет счастливая.
Алия кивнула.
— Все для этого сделаю! Кровиночка моя, солнышко, сокровище…
Словно и не она пару минут назад орала от боли и корчилась на кровати.
И этого у меня тоже никогда не будет.
Больно…
* * *
— Госпожа Ветана, можно у вас травок попросить?
Сиента вежливо поскреблась в дверь.
— Да, проходи. Сейчас я, минуту.
Надо было записать все про Алию. Не одна ж я здесь лекарка. Вот и пишем друг для друга, что было с человеком, что ему давали, чем лечили…
— У вас такой сбор ароматный!
Я улыбнулась.
— Сама составляю.
Секрет был прост. Я добавляла лесную малину. Не садовую, которую собирали летом дети, а именно лесную. Специально покупала у одной бабушки. Разница потрясающая.
Запах у лесной малины просто невероятный, намного лучше, чем у садовой. Растолчешь пару ягодок в отваре, и уже вся кухня благоухает. Но делиться секретом я не спешила.
— Да, руки у вас золотые. И человек вы хороший, нос не дерете…
Я фыркнула, не отрываясь от листа серой бумаги. Только шевельни рукой….
Чернила для лечебницы покупали плохие, сажевые, бумага тоже была тростниковой, волокнистой, и перо цеплялось за нее, оставляя некрасивые кляксы. Только зазевайся.
— Одно дело делаем.
Сиента поняла, что я эту тему обсуждать не хочу, и перевела разговор.
— Про эту девку пишете?
— Пишу.
— И плодятся же такие…
Я вскинула брови, но промолчала. А Сиента, ободренная моим «участием», продолжила.
— Порядочным женщинам Светлый детей не дает, а эти, как крысы в чумной год! И куда рожают, зачем рожают! Ясно же, что девчонка такой же шалавой как мамаша вырастет!
Я встала, достала из шкафа пакетик с травами и поставила перед Сиентой.
— Полагаю, Светлому виднее, кому детей посылать.
Женщина заморгала глазами в коротких ресницах.
— Вы же понимаете! Это как грязная пена в океане…
— Что-то еще нужно?
Вот сейчас я воспользовалась мамиными уроками. Ее голосом, ее интонациями. И Сиента вздрогнув, сгребла пакет.
— Н-нет…
— Тогда попрошу не отвлекать меня.
Я опустила голову к листку бумаги, показывая, что разговор меня более не интересует — и через несколько секунд услышала шаги. Хлопнула дверь.
Надо же!
Перо вернулось в чернильницу.
Ах ты ханжа старая!
Грязная пена! Не берусь судить обо всех, но я видела, как Алия смотрела на свою малышку. Как светились ее глаза, как она улыбалась, как прикладывала девочку к груди…
Я это видела.
И судить ее не стану. Поумнела за последнее время. Надеюсь…
* * *
Так получилось, что я не была в лечебнице два дня. Мой выходной после тяжелого дня плавно перешел в общий — один день из десяти. И два дня я наслаждалась жизнью. Отсыпалась и занималась своими делами.
Обход шел своим чередом. Алия лежала на кровати, повернувшись лицом к стене. Карн привычно повернул ее, прощупал…
За те два… да что там — полтора дня, которые я ее не видела, Алия изменилась разительно! Словно бы постарела на десять лет.
По лицу пробежали морщины, глаза запали, губы обметало…
Заговорить с Карном я решилась, только когда мы вышли из палаты.
— Что с ней?
— У нее ребенок вчера ночью умер, — равнодушно ответил Тирлен.
Я ахнула, прижала руку к губам.
— Бедная…
— Успокойтесь, Вета. Это дело совершенно житейское. Бывает.
— Но что могло случиться с малышкой?
— Иногда дети просто перестают дышать, — Карн смотрел словно бы сквозь меня. — Судьба.
Я кивнула.
Его слова были вполне убедительны. Только вот… не для мага жизни.
Я знаю, что так бывает. И случается это, когда в ребенке не хватает жизненной силы. Но эту малышку я лично взяла на руки. И готова поклясться своим даром, что она так просто не умерла бы! Не могла!
После обхода я заглянула к Алии.
— Принести тебе попить?
— Не надо.
Потухшие глаза, тоскливое лицо. Я прислушалась к своему дару.
А ведь она умирает, — отчетливо сказало нечто внутри меня. — Три-четыре дня — и она сведет себя в могилу, лишившись дочери. Ей сейчас жить не хочется, и она стремительно теряет жизненную силу.
Я присела рядом, коснулась исхудавшей за пару дней руки.
— Алия, поговори со мной!
— Зачем?
— Потому что я единственная, кто держал Делайлу на руках. Этого мало?
Женщина повернула голову ко мне. И столько боли было в ее глазах.
— Моя заинька. Я все-все уже приготовила. И домику нас есть, и нянюшка, а дочки нет…
Она не плакала, но это было только хуже. Слезами горе вымывается, а у нее все копилось внутри, грозя разорвать сердце.
— Как это произошло?
— Ты же лекарка, должна знать.
— У меня вчера выходной был.
Алия глубоко вздохнула.
— А вот так. Я ночью ее покормила, потом уснула, да так крепко… а когда проснулась, мне сказали, что она дышать перестала. А я даже не заметила. Если бы я не спала, если бы…
— Тебе ее показали?
— Д-да…
По запинке я догадалась об остальном.
— Тебе было плохо? Истерика случилась?
— Да.
Я погладила Алию по руке, но с тем же успехом я могла бы прикасаться к деревяшке. Она даже не заметила.
— Моя девочка, моя доченька. Я даже похоронить ее не смогу. Я не знаю, где она, я никогда ее больше не увижу, не прикоснусь… родная моя, даже могилы у нее не будет, даже прийти я к ней не смогу…
