Маркиз специально не отправил письмо сразу. Позавчера Лорт отправился в кабак, где пили его знакомые стражники, и там они так нажрались…
Кто пил, что пил, о чем говорил, кто говорил…
Может, они что-то и вспомнят. Но это — вряд ли. А про барона там точно звучало. И про запах тоже. А что от Лорта, а не Лорту… кто ж там что вспомнит? После второго бочонка?
Пусть дознаватель расспрашивает, у него работа такая, ему за это деньги платят. Да и нечего тут маньякам по Алетару гулять. И без них тесно.
* * *
Ах, как же хорошо…
Сегодня у меня выдался выходной, и я отправилась на рынок.
Нет. Не так.
Отправилась. На. Рынок.
Поверьте, это только звучит приземленно, а выглядит совсем иначе.
Алетар — город у моря. Здесь тепло летом, и потом торговля начинается на рассвете, а к полудню на рынке уже никого не остается. И чтобы попасть к первым рыбакам и торговцам, надо встать пораньше.
Проснуться на рассвете, распахнуть окно, и увидеть, как пробуждается вместе с тобой окружающий мир. Сначала, на границе более светлой и темной тени, там, где смыкаются небо и земля, проявляется светлая полоска, потом она начинает расширяться, захватывает и растворяет звезды, и ты уже можешь отличить дюны, неожиданно лиловые на фоне розоватого неба, а потом из-за них робко выглядывает краешек солнца, окрашивая все в родные ему золотистые тона.
Такого нежного и чистого, словно оно искупалось ночью в море, хорошенько выспалось, и теперь решило заглянуть к нам в гости. Как вы тут без меня? Скучали?
И, не удержавшись, я подмигиваю ему в окошко, а сама принимаюсь одеваться, чтобы через несколько минут выскользнуть за калитку.
Алетар просыпается с восходом солнца и наполняется жизнью. Откуда-то доносятся птичьи голоса, деревья стряхивают с листьев набранную воду, небо медленно, но уверенно набирает цвет, от нежно-инеистого оно уверенно переходит к цвету барвинка, а потом густеет до лазури, вбирая в себя краски моря. И солнце все быстрее и веселее выкатывается на небосклон, гладя лица людей своими горячими ладошками, заставляя вспыхивать искрами жизни и цветы, и деревья, и даже камни мостовой.
Я люблю этот город…
И весело стучу каблучками по мостовой, в ритме его дыхания.
С кем-то здороваюсь, кому-то машу рукой, а потом выходу к рыночной площади, и прижимаю рукой кошелек.
Обычно у лекарей не воруют, но не может же меня знать в лицо все ворье Алетара?
— Пироги! Горячие, с пылу, с жару, два медяка пара!
— Рыба! Свежая рыба!
— А кому птицу! Сама кормила, сама прибила, сама щипала, сама бы ела, да денег мало!
— Налетай, народ! Носки, из овечьей шерсти…
— Да врешь ты все, собачья это шерсть!
— Сама ты собака! И лаешь похоже!
— Ах ты…. овца нестриженная!
Голоса сотен людей сплетаются в причудливую мелодию. Лица, краски, запахи… Я придерживаю корзинку на рукаве, и углубляюсь в это веселое кишение и смешение.
Сегодня мне нужна рыба. Свежая, ночного улова. А еще с десяток яиц и головка сыра. Хочу рыбу в кляре. Всю ночь мечтала!
Сейчас куплю, принесу домой, разделаю (еще бы лекарка этого не умела?), смешаю кляр (натереть сыр, добавить специи, пару яиц, муку до густоты сметаны), пожарю рыбу и буду таскать прямо со сковородки.
Страх сказать, когда-то я и готовить не умела! К чему аристократке?
Вот приглядеть на кухне, знать, сколько чего нужно — это другое. А самой сыр тереть, ручки пачкать… нет! Для такого слуги есть.
Хорошо хоть госпожа Лимира пожалела меня, еще когда я у них жила, дала пару уроков. И соседки с удовольствием делятся рецептами, за что им громадная моя благодарность. Иначе жила бы я на хлебе с вареньем, и желудок себе испортила в пару месяцев.
Рыба нашлась быстро.
Пара морских языков, выловленных ночью, заняла свое место в корзинке, яйца я тоже прикупила, остался сыр…
— Аиииии!!!
Визг был такой что я и не раздумывала.
Когда так орут, помощь лекаря очень даже может потребоваться. Ноги действовали вперед головы, и несли свою хозяйку к источнику звука.
Кстати.
Очень кстати…
На рыночной площади, среди почтительно раздавшихся в стороны людей, на брусчатке, билась в припадке падучей молодая женщина… девушка? Почти девочка, кажется. Хотя пойми по ней сейчас возраст, когда все лицо перекошено в судороге!
Светлая коса разметалась по мостовой, тело несчастной выгибалось дугой, изо рта шла пена…
— Пропустите, я лекарь!
Корзина полетела в сторону. Жалобно кракнули мне на прощание яйца.
Я огляделась, сбросила с плеч плащ, кое-как свернула его, подсунула под голову девушки — еще разобьет себе что-нибудь о мостовую…
— Помогите мне придержать ее! Да нет же! Не хватайте жестко, не надо! Просто придержите. И набок, вот так…
Зубы я ей не разожму, но повернуть набок, чтобы язык не запал — вполне возможно.
И сунуть руку под волосы, на затылок, вот так…
Вспышка силы проходит незамеченной для окружающих, под такими косами-то! Да и не требуется ее много, так, чуть-чуть, чтобы расслабить сведенное судорогой тело.
Постепенно женщина расслабляется под моими пальцами, утихает…
Чьи-то руки придерживают ее, не давая покалечиться. Не сильно, но твердо и уверенно.
Это хорошо.
Понимая, что смертей сегодня не будет, начинает шуметь толпа.
— Эта… упала…
— Пена изо рта…
— Лекарка…
— Лечебница у Растума…
И словно ножом по нервам, чей-то внимательный взгляд.
Кто?
Я оглядываюсь, но поздно, необратимо поздно. Кто бы ни был за моей спиной, он ушел, и вместе с ним исчезло ощущение враждебности.
Женщина глухо стонет под моими руками, и я переключаюсь на пострадавшую.
— Как вы?
Бессмысленный взгляд становится мне ответом. Я вздыхаю…
Да, где-нибудь бы ее положить на часок, чтобы полежала. И родным дать знать. Но…
— Скажите, где бы ей полежать часок?
Ненавижу повышать голос, он у меня становится на редкость мерзким и пронзительным, но по-другому мне толпу не перекричать. Люди отвлекаются от Очень Важных Обсуждений и смотрят на меня. Мол, что надо еще этой лекарке?
Пусть занимается своим делом! Лечит! А мы заняты, мы сплетничаем!
— Кто может приютить на пару часов эту женщину!? Ее нельзя далеко нести!
