Маг жизни не может отказать человеку в помощи. Но анналы Храма сберегают множество сведений о самых разных людях.
Некромант, к примеру, не может лечить, но есть болезни, от которых помогает только некромантия.
Маг жизни не может убивать, но может… ускорить ход событий. Например, есть случай, когда маг жизни сводил отеки, а человек умер через несколько дней.
Вода ушла, а сердце, вот, не выдержало.
Маг формально невиновен, а человека нет. Не предупредил? Бывает…
Или человек пытался омолодиться, а потом… перестарался в бурную ночь с красавицами, и получили парализованное существо. А лечить…
Там и у мага жизни уже ничего не получилось.
Впрямую вредить маг жизни не может. Но умолчать о последствиях — вполне. Сделать то, о чем его попросили, и не мучиться угрызениями совести. Хотел забавляться с женщинами, сколько пожелаешь?
Получи.
А последствия на твоей совести. Должен был знать, что столько организм не выдержит.
Хочешь жрать в три горла — жри. Но когда лопнешь — не обращайся.
Очередная булавка заняла свое место на карте, в Желтом городе. И что ему там делать?
Да еще так близко к порту, да с такой силой?
Кто-то приплыл на корабле?
Что, вообще, важного есть в том районе?
Нет, не вспомнить, сейчас не вспомнить. Гентль никогда не любил Желтый город, и вполне взаимно. В свое время его там чуть не убили, а уж лупили и вовсе каждый день. Но сам он ножки бить и не пойдет, на то другие есть. Главное, круг определен. Осталось выяснить, кто, что и где.
* * *
Я медленно отвалилась от стола, почти сползая на пол.
Фууу…
Ребенок на столе уже сел и смотрел на меня большими зелеными глазами. Симпатичный мальчишка, кстати. Волосы темные, глаза зеленые, яркие, мордяха улыбчивая и любопытная.
— Тетя, а ты кто?
— Я Вета. Лекарь.
— А я Лим. Я заболел, да?
— Нет. Ты поцарапался, и у тебя сильно-сильно потекла кровь.
Личико у мальчишки сморщилось.
— Помню… мама говорит, что это очень опасно. Если у меня кровь пойдет, то не остановится, а вся-вся вытечет, поэтому мне бегать нельзя, царапаться и раниться — тоже. И я все время настойки пью, а они знаешь, какие гадкие?
Я поманила мальчика пальцем.
— Лим, а тебе можно доверить секрет?
— Да.
— Тогда слушай. Ты настойки пей, и никому не говори, но тебе теперь все можно. И заживать на тебе будет, как на всех остальных детях.
Зеленые глаза изумленно расширились.
— Правда?
— Чистая правда.
— А маме рассказать нельзя?
Я покачала головой.
— Никому нельзя, малыш. Год никому нельзя рассказывать… ты знаешь, сколько это — год?
— Знаю. Это очень долго.
Я невольно улыбнулась. Искорки дара танцевали в моей крови, и я знала — получилось. Все получилось.
— Пообещай мне, что год никому не расскажешь.
— А потом что?
— Про то, что вылечился — говори. А про меня не надо, ладно?
— Ладно. А почему?
Я задумалась.
— Потому что это наш с тобой секрет?
Ребенок замотал хитрой мордашкой.
— Не-а. Не пойдет.
Паршивец!
Я сделала самую таинственную рожицу, которую могла.
— Если расскажешь раньше, чем через год — болезнь вернется. Услышит, что ты ее зовешь, и придет обратно, понимаешь? Я ее прогнала, но она рядом с тобой была всю жизнь, а без тебя пока еще недолго. Так что молчи. Год — молчи, а лучше — больше.
Вот теперь проняло.
Мальчишка ожесточенно закивал.
— Обещаю. Буду молчать.
Я протянула каменно-тяжелую руку, потрепала его по хохолку.
— Умничка. Пошли, обрадуем твою маму?
— Пошли!
* * *
Линда уже успела влить в маму такое количество настойки пиона, что мне страшно стало. Она же на крепчайших винных выморозках и выгонках! И успокаивающий эффект там, в основном, не от пиона.
Наше явление с малышом произвело фурор. Дамы вскочили почти одновременно — и так же одновременно приземлились попами на скамейки. Сначала мать мальчика, а потом, вслед за ней, и Линда. А поди-ка, удержи эту даму…
Даму.
Темного крабом!
Что ж мне так не везет-то?! роскошное платье, хоть и изгвазданное кровью, драгоценности, да такие, что на один перстень с рубином год можно нашу лечебницу содержать, и… герб?
Кому принадлежат две черных свившихся змеи на алом фоне?
Вета, ты же знаешь геральдику, тебя этому учили, как и всех дворян… о нет!
Змеи — герб семейства Моринар. Остальные на них не покушаются уже который век, а Моринары обожают этих тварей и ляпают на гербы во всех видах и разновидностях.
— Госпожа… — вежливо обратилась я. — Ваш сын.
— Лим!
Женщина протянула руки, и мальчишка крепко обнял ее.
— Мам, ты чего? Я живой! И все хорошо…
Дама всхлипнула, и крепко, но крайне осторожно, видимо, сказалась многолетняя практика, обняла сына.
Я бы с радостью сказала ей, что опасаться больше нечего, но…
Молчание — золото. А в моем случае, молчание — жизнь.
— Кровь мы остановили. Просто будьте впредь осторожнее, госпожа, — мягко произнесла я. — простите, что пришлось быть грубоватой, но у меня не было выбора.
Женщина взмахнула рукой.
— Все в порядке. Госпожа…
— Ветана. Я здесь работаю лекаркой.
— Герцогиня Линетт Моринар. Мой сын Алемико.
— Можно — Лим, — тут же встрял мальчик.
Я улыбнулась и потрепала его по волосам.
— Тебе бы искупаться…
Вот на этой ноте в помещение и ввалилась куча народа во главе с уже знакомым мне господином Алонсо Моринаром, канцлером.
— Линетт! Лим!
— До-ро-гой!
Герцогиня протянула руки к мужу, предусмотрительно не пытаясь встать. Я уже заметила почти пустую бутылку из-под настойки пиона. Линда проворно убрала ее за спину и виновато улыбнулась мне, мол, бывает? Дело житейское?
Бывает, конечно. Только в бутылочке было треть кварты
[16].
